решил остаться с тобой. Ты, типа, не рада, что ли?
– Кир, а ансамбль? Ну ладно я, меня заменить, как нефиг делать, но ты?!
– Меня тоже заменить, как нефиг делать, не драматизируй. Петровна больше за мою зарплату, которую недополучит, переживает. Но вместо тебя, кстати, Махонина, вроде едет, так же и меня кем-нибудь заменят. Конвейер, ничего личного.
– В смысле Махонина? Серьёзно? Как она умудрилась-то?
– Да обыкновенно. Башляешь на лапу, получаешь визу. А вообще, плевать на Махонину, я другое не понял – ты что, не рада, что я остаюсь?
Требовательно прижал её к себе, но Маринка успела вклинить между ними локти. Опустила взгляд, чувствуя, как в груди ширится что-то такое...
– Кирилл, пока не поздно, скажи Петровне, что передумал. Тебе обязательно надо ехать, ты же хотел!
– Марин, блин, что опять происходит?
– Ничего. Просто... – подняла глаза: – Извини, мне, наверное, тоже надо было как-то по-другому, но... – пульс колотился так часто, что дышать было трудно. – Дело не в тебе, это просто я. Я просто поняла что... Что не готова.
– Да я это уже год слушаю, Марин! И знаешь, мне реально надоело! Я понимаю, что тебе, может, страшно, но не ты первая, не ты последняя, вот серьёзно! Всё вы, девчонки, как бы, через это проходите, и ничего, не смертельно. Надо просто взять и сделать, – прижал её ещё теснее. – Давай сегодня? Сейчас. Серьёзно, поехали в гостиницу?
– Да я не об этом! – резко рванув локтями, выскочила она из его объятий. – Нам надо расстаться, вот я о чём!
Первым порывом было сбежать. Вообще. Уехать домой, затаиться на неделю-другую. Спрятаться под папиным крылышком, от возможных попыток Кирилла устроить разборки. Может, он тогда всё-таки одумается и уедет в Китай. Всем же будет хорошо! Ну почему он такой упрямый?
Но уже в следующее мгновение, поняла, что убегать и прятаться – не вариант. Если Кир захочет обсудить, надо обсудить. Он, в конце концов, имеет право высказать ей всё, что об этом думает.
Но Кир не захотел. Он вообще, похоже, просто уехал. Его не было ни на сборах в концертном зале, ни потом в институте, где деканат устроил для студентов юбилейный фуршет с гигантским тортом.
Кошки на душе конечно скреблись, но Маринка усиленно гнала их прочь, без оглядки окунаясь во всеобщее веселье.
– Давай, за успех? – подсела к ней Катька, качнула стаканчиком с шампанским. – Чтобы каждому пришло по заслугам, да?
– Давай, – усмехнулась Маринка. Чокнулись, выпили. – Ты, говорят, всё-таки едешь? Как умудрилась-то?
– А, это... – отмахнулась Катька. – Не важно. – Навалилась на Маринкино плечо. – Я сегодня случайно подслушала ваш разговор с Киром... Дура ты, Иванова, вот что я тебе скажу! По всем пунктам дура! Но это и к лучшему. С удовольствием перейму твою эстафету. – Пьяненько подмигнула: – Тоже, по всем пунктам. – И пошла к выходу.
Маринка проводила её взглядом. Сказать бы, чтобы не зацепило... Ну нет, взыграло, конечно! Но как-то странно, совсем не так, как накрыло в тот раз, когда нашла в её подушке кулон. Тогда дышать не могла от боли и ревности, а сейчас... Ну просто захотелось съязвить в ответ, или крикнуть вслед какую-нибудь гадость, обозначая кто тут всё-таки на первых правах «по всем пунктам»
Вот только зачем?
Машинально сунула руку в карман, нащупала половинку сердца на собранной из разномастных обрывков цепочке. Провела пальцем по неровному краю.
Ничейное.
Один потерял и даже не заметил, другой нашёл и мог бы забрать себе, но лишь поиграл и, не моргнув глазом, вернул.
Достала кулон. Ничейное разбитое сердце. Выкинуть к чёрту?
Зажала его в кулаке. Много раз уже порывалась выкинуть, но так и не могла. Было в нём что-то такое, отчего отчаянно хотелось прижать его к губам, и от мысли об этом глаза вдруг начинало щипать слезами. В глубине души Маринка прекрасно знала, откуда эти дурацкие нежности, но чтобы думать об этом осознанно... Ну уж нет. Всё, значит, всё.
Просто напилась, короче, и потянуло на нюни. Домой пора.
По дороге к вокзалу разглядела маячивший впереди Катькин силуэт. Придержала шаг, оставшись чуть позади, но на другой путь не свернула. Так и пошли вдоль заросшего бурьяном забора психдиспансера. Жутковатое, заброшенное местечко. Народу здесь и днём бывало не густо, а сейчас и подавно – никого, и одна бы Маринка в жизни сюда не попёрлась... Но сейчас она, во-первых, была не одна, а во-вторых, до электрички оставалось всего двадцать минут, нужно было спешить кратчайшим путём.
Из-за поворота вдруг выскочили два мужика, схватили Катьку. Маринка застыла, её словно парализовало от ужаса. Катька отбивалась и кричала, но они ловко скрутили её и поволокли в кусты. И Маринка очнулась.
Накинулась сзади, отбивая подругу и крича о помощи... но уже через мгновенье их обеих впихнули в салон поджидающей у обочины тачки и куда-то повезли.
Рамза приход Данилы воспринял как должное, словно и не сомневался. Короткий инструктаж «по понятиям»: субординация в стае, плюшки от «профсоюза», личная ответственность и санкции за косяки – и в тот же вечер Данила сменил свой ржавый жигулёвский таз на праворульного япончика. Пока казённого, но с возможностью выкупить. По особой благосклонности Рамзы получил беспроцентный аванс в счёт премии, и рассчитался с остатками долгов по спирту.
Всё. Свободен от всего прошлого, чтобы верно служить настоящему.
Вот так сразу до серьёзных дел его, конечно, не пустили, но с первых же дней определили на извоз в бригаду выбивающую долги из населения – чтобы привыкал и просекал специфику настоящего ремесла. Не век же в водилах мыкаться.
Теперь Данила много времени проводил над дорожными картами, либо лично разъезжая по городу и составляя «рабочие» маршруты с учётом запасных вариантов и возможностью, в случае необходимости, быстро и надёжно спрятаться от погони. А когда шли на дело, отвозил пацанов до точки и сидел под пара́ми, готовый гнать под двести, если вдруг нарвутся на ментов. Но это по инструкции, на деле же на ментов не нарывались – те были и в теме, и в системе, и в кормушке. Волки́ позорные.
Конкретно работы пацанов Данила не видел, но прекрасно понимал, что там происходит – методы и результаты «рейдов» обсуждались при нём. А иногда, прежде чем ехать домой, он выезжал на
