Тимофеевна, Таня, может, вас подвезти? Отсюда до города далековато, а сегодня ветер и довольно прохладно.
Андалузская роза больше не смотрела в мою сторону. Черные глаза невидяще рассматривали интерьер коридора больницы.
— Нет, что вы, Александр Иванович, не надо беспокоиться, тут немножко пройтись до остановки, а там маршрутки ходят.
Таня отошла на несколько шагов, вроде бы не с нами, но уйти, бросив разговаривающую и даже вполне ласково смотрящую на меня мать, не решилась. Послушная девочка…
— Эльвира Тимофеевна, ну зачем вы так официально, я ведь несколько раз просил — зовите меня Сашей. Маршрутку замучаетесь ждать, они редко ходят, продрогнете.
— Я-я не знаю, — засомневалась моя дорогая теща и нерешительно посмотрела на Таню. Было видно, что предложение ей казалось разумным, а возможно, она не хотела обижать меня своим отказом, зять как-никак.
— Я поеду на маршрутке, — холодно произнесла Таня.
Невольно оглянулся… Что там розочка разглядывает? Ничего занимательного, больница как больница, чуть лучше обычных городских, но ничего сверхъестественного. Впрочем, думаю, Таня, специально смотрела куда угодно, лишь бы не на такой недостойный субъект, как я. Знакомая история, только несмотря на боль и жжение в груди, мечталось лишь об одном — сделать как можно более длительным момент прощания.
— Таня, я не кусаюсь, — в голосе сквозила легкая ирония.
Вру, сейчас внутри сидели такой голод и зверство, что мне нестерпимо хотелось ее целовать, кусать, вылизывать, дабы снова почувствовать на губах вкус своей Розы, снова сделать ее своею.
Черные глаза на миг взглянули, стрельнув в меня возмущением с примесью презрения.
— Я не переживаю по этому поводу, поскольку эффективно владею методами самообороны.
Да уж, поспорить сложно, более чем эффективно, и, кажется, она задалась целью отточить все эти методы на моем теле. Я до сих пор помню боль в паху, когда Таня приложилась туда коленкой, звездочки и слезы из глаз, когда она чуть не расплющила мой нос своим упрямым лбом, и нога заныла, вспоминая, а быть может, даже желая снова почувствовать боль от острой шпильки ее туфельки. Да пусть меня часами пинает, колючка чертова, лишь бы рядом была. Потому что каждодневно подыхать от тоски ещё мучительнее.
— Ну и прекрасно, значит поехали. Нам ведь не страшен серый волк… — улыбнулся во всю ширь своих зубов и чуть ли не клацнул ими плотоядно.
— Таня, в самом деле, поехали, мне хочется побыстрее к папе попасть, завтра ведь операция, автобус сюда неизвестно, когда приедет, больница на отшибе стоит.
— Мама, давай вызовем такси, — упрямилась Розочка.
— Зачем переводить деньги, мне совершенно не трудно вас подвезти. Я еду практически в ту же сторону.
А начальники отделов фирмы «Сторойинвест» подождут, весь мир подождет.
— Ну, хорошо, мамуль, — наконец сломалась Таня.
Нет, даже не надломилась. Вон как, гордо подняв голову, вся подобравшись, не оборачиваясь на нас с Эльвирой Тимофеевной, царственно и величественно пошла вперед. От бедра, черт… Волна возбуждения снова прилила к паху, поскольку женские бедра, обтянутые тканью облегающих брюк, вихляли так красиво и просто убийственно эротично. Ее попка, как орех, так и просится на грех. Но только попробуй подойти к ней с такими похабными мыслями и желаниями, получишь колючками по роже и всем другим частям тела. Впрочем, колючки ещё полбеды, с ними я готов мириться, а вот ее презрение меня просто парализует, мгновенно охлаждая все мои пошлые порывы. Может, пока Юля в больнице, вызвать к себе какую-нибудь шлюху, отыметь ее во все щели, пытаясь хоть на время сбросить снедающий меня плотский голод… И что? Все равно это будет чисто механика, и во время процесса я буду думать о когда-то принадлежавшей мне прекрасной темноволосой жрице любви, обладание которой давало ощущение счастья и своего могущества. Никаких шлюх…Что за мысли, Шувалов? Ведь именно из-за таких плотских порывов (почему бы мне не расслабиться с какой-нибудь девочкой, ведь мне так хреново) ты и потерял Таню Лазареву. Одно радовало… целых полчаса, а то и больше я буду наедине с ней… и… Эльвирой Тимофеевной. Млять!.. Впрочем, не будь с нами «любимой» тещи, уверен, Таня никогда бы не согласилась ехать до города в моем автомобиле.
— Мама, садись впереди, — распорядилась Розочка.
Как жаль, мне так хотелось, чтобы рядом сидела она, вдруг ненароком появилась возможность хотя бы случайно к ней прикоснуться. Тело ломало, кожа на пальцах рук словно саднила, желая тактильное контакта с этой обворожительной женщиной. Таня стала еще симпатичнее. Только облом, Шувалов, дотронутся не получится, но зато я могу целых полчаса ехать с ней в одной машине, наблюдая за совершенной для меня женской красотой в зеркало заднего вида.… Моя, моя, на полчаса Таня моя… Быстро, как горный козел (какое точное определение я для себя подобрал), подскочил к машине, распахивая перед Эльвирой Тимофеевной дверь. Галантный козел… Поддержал за локоток свою «милейшую» тещу, помогая сесть в машину. Ах ты, блин… Какая жалость, Таня не стала дожидаться моей галантности, сама села в машину, отказав мне в удовольствии поддержать ее за локоток… Таня, блин, мне так мало нужно… сего лишь одно прикосновение. Хочу снова почувствовать сладость тока между нами, то непередаваемое ощущение, которое может быть только с моей Андалузской леди.
Сел за водительское кресло, включил зажигание, медленно вырулил со стоянки больничного комплекса.
Ноздри затрепетали, раздулись, чувствуя заползающий в них такой желанный запах роз… Невольно вздохнул сильнее, полной грудью, вышло несколько шумно, Эльвира Тимофеевна покосилась на меня, а вот, судя по отражению в зеркале заднего вида, Андалузскую красотку очень сильно волновал проносящийся за окнами довольно унылый позднеосенний пейзаж.
— Как Николай Алексеевич чувствуете себя перед операцией? — решил прервать я подзатянувшееся молчание, а заодно показать вежливость и внимательность, которые должны быть в наличии у хорошего зятя.
— Он старается казаться спокойным, но сам, конечно, очень переживает…
— Уверен, операция пройдет более чем удачно. Эльвира Тимофеевна, прошу вас, если возникнут какие-то проблемы, не стесняйтесь обращаться ко мне. Я всегда помогу.
Губы Розочки недовольно поджались.
— Мы справимся, Александр Иванович, — категорично-вежливо произнесла Таня Лазарева.
А темные глаза предупреждающе недружелюбно посмотрели на меня, дескать, ты чужак, никто, и не имеешь права интересоваться здоровьем моего отца.
— Саша, — мягко поправил я, постаравшись ответить глазами: «Нет, дорогая моя Роза… Я теперь тоже часть вашей долбаной странной семейки». И хочешь ты этого или нет, но тебе придётся терпеть данный факт.
— Охотно верю, но знайте, вы всегда может рассчитывать на мою помощь.
— Спасибо, Александр Иванович, — как мне показалось, вполне искренне поблагодарила меня Эльвира Тимофеевна.
— Кроме того, я интересовался у кардиологов, после
