не все услышали, — произношу едко, малолетние сплетницы затыкаются, хлопая ресницами.
Забираю свой кофе и иду к выходу. Меня немного потряхивает. Вчера на вечеринке была полиция? Как быстро она туда приехала? И про аресты — неужели правда?
Мне и спросить не у кого. Все общение обрубила и восстанавливать нет никакого желания. В моей группе такое не обсуждают. Вечеринки их волнуют меньше всего. Только приближающиеся экзамены.
От информационного голода спасают социальные сети. Зайдя в свой аккаунт, вижу в сообщениях от совсем незнакомых людей несколько ссылок на видео с вечеринки. Там я обличаю Ярика и Вику. Потом появляется разъяренный Мирон и заталкивает меня себе за спину.
Сердце предательски дергается.
Я пересматриваю этот момент раз за разом, пока не начинают слезиться глаза.
Есть и другие фото и видео, где запечатлено, как в квартиру врывается вооруженный отряд в масках. Легкое удовлетворение вихрем проносится в душе, когда я вижу, как скручивают и выводят Ярослава. Его лицо перекошено от злости и бессилия.
За все плохое приходит расплата. Я тоже не святая и совершала плохие поступки. Даже мерзкие. На моем счету полно грязных денег семьи Соколовых, которые не выходят из моей головы. Я не могу их тратить. Они с душком. Всегда будут напоминать усталое и изможденное лицо матери погибшего парня… ей эти деньги были бы нужнее. Они не заменят ей сына, но… но будут не лишними. А я немного очищу свою совесть. Да. Если я их отдам Валентине, то точно буду спать чуточку спокойнее, даже если она швырнет их мне обратно в лицо.
К Мирону я возвращаюсь поздно. На улице уже темно. Холодный ветер щиплет щеки.
В квартире не горит свет и стоит звенящая тишина. Никого нет.
Беру из фруктовой вазы банан. Сдернув кожуру, собираюсь ее выбросить и зависаю над мусорным ведром, полным осколков разбитой посуды. Хмурясь, оглядываю пространство. Это Мирон сделал? Ну явно не Ирина поколотила целый чайный набор…
Переодеваюсь в спальную футболку и забираюсь в постель. На телефоне пусто. Но я тоже не собираюсь Гейдену писать. У нас двухсторонний игнор.
Как же с ним сложно… Больно и сладко одновременно. Штормит.
Проваливаюсь в сон в первом часу ночи все еще в одиночестве.
Сквозь сон слышу тихое:
— Прости меня, НеАнгел.
Легкое касание в шею. Тяжелое вокруг талии. Горячее к спине.
Прокручиваю в голове все утро наш разговор с Мироном. Представляю разные варианты его ответов и моих. И от каждого больно так, что нутро в узел завязывается. Как так получилось что мы опять раскиданы в разные стороны? Я тянусь к нему всем сердцем и душой. Хочу быть с ним. Он тоже не против, но что-то его тормозит.
Эта качка на волнах вызывает у меня тошноту.
Выходя из душа, долго сушу волосы и выбираю что одеть. Сегодня мне предстоит сдать сразу несколько экзаменов, поэтому нужно выглядеть презентабельно. Уверенность в своих силах есть. Я справлюсь как всегда.
Но перед тем как поехать в универ, мне предстоит столкнуться на кухне с Гейденом.
Проснулась я одна. Даже на секунду показалось, что согревают меня всю ночь объять мне просто приснились. И Мирон так и не вернулся домой.
А затем я услышала тихий родной голос Гейдена со стороны гостинной. Ноутбука на столе не было и мне показалось, что он встал раньше для работы. И теперь говорил приглушенней чем обычно, лишь бы меня не разбудить.
— Привет, — вскидывает голову Мирон, впиваясь в мое тело внимательным и цепким взглядом, стоит мне только появится на кухне.
На мне джинсы и белая рубашка. На ногах белые носочки. За спиной черная сумка с ноутбуком и конспектами. Прилежная ученица.
— Привет, — отзываясь эхом. — И с днем рождения.
— Спасибо, — слегка улыбается Гейден.
Оставляет ноутбук с колен на журнальный столик и закидывает руки за голову, продолжая удерживать меня взглядом. Хочет выглядеть расслабленным не смотря на то, что желваки на его челюсти выглядят напряженными, а в темных глаза проскальзывает настороженность. Он словно ждет что я выкину в следующий момент.
Запала ругаться у меня нет. Я как-то сдулась в этом плане. Не могу ему больше ничего доказывать и не хочу. Я сказала и показала ему достаточно, теперь его очередь.
— Я так и не придумала, что могу тебе подарить, — произношу ровно, хотя меня колотит от волнения.
Мы словно прощаемся. Я так точно.
— Мне ничего не нужно.
— Я так и подумала, — отвожу глаза в сторону.
Я в том числе.
— Ангелина…
— Мирон…
Начинаем одновременно и замолкаем. Смотрим друг на друга выжидающе. Он взмахивает рукой, предлагая начать мне первой. И я рада. Потому что не знаю, смогу ли сказать хоть что-то после того как выскажется он.
— Я сдаю экзамены досрочно и уезжаю в Москву на целый семестр.
Мирон не выглядит удивленным. Лишь слегка приподнимает брови чуть выше.
— Вот как…
— Да…
— И когда ты мне собиралась об этом сказать? — резко подается вперед, устраива локти на коленях.
Злится. Крылья носа подрагивают, глаза метают молнии, несмотря на то что внешне пытается быть спокойным. Все еще держит маску холодности. Это у него всегда выходит лучше всего.
А я так хочу чтобы маска эта спала или хотя бы дала трещину. Как бывает, когда мы занимаемся сексом. Когда самозабвенно целуемся путаясь в смятых простынях и Мирон гортанно стонет от удовольствия, а я тихо стону его имя в ответ. Вот тогда мы оба обнажены до оголенных проводов души. Поднести друг к другу и будет взрыв.
— Я вообще не собиралась. Хотела тихо уехать, чтобы ты не узнал. Вернулся в квартиру, а здесь пусто. Так словно и не было никогда меня.
На последних словах Мирон дергает, как от удара и на секунду отводит взгляд.
Стоически выдерживаю пытку черной радужкой.
— Что же заставило тебя передумать? — невесело. — Это было бы больно.
Его слова отзываются болью в моем сердце. Я одновременно хочу чтобы он горел в агонии чувств, как и я, и одновременно не желаю этого никому. Тебя будто скручивают изнутри и пытаются вывернуть наружу, совсем как я недавно боролась с рукавом на толстовке. И эта пытка… жестока и тягостна.
— Я долго над этим думала и решила, что в отличии от тебя не трусиха. Мне не сложно признаться человеку
