– Куда ехать? В клуб? – вздохнула Алена и посмотрела на часы. До вечера еще куча времени, и она вполне могла бы составить старику компанию.
– Нет, не в клуб.
– А куда?
– На электричке надо ехать… – туманно ответил Кашин. – Понимаете ли, Елена Петровна, вы почти догадались – мне необходимо посетить симпозиум кактусоводов – это недалеко, в Подмосковье… У меня есть шанс получить семена мюллер-мюльхерсии, что из Уругвая!
– О господи… – пробормотала Алена, садясь на стул в прихожей. «Только мюллер-мюльхерсии мне этой не хватало! Из Уругвая…» – в отчаянии подумала она. – Семен Владимирович, вы уверены, что вам нужен этот симпозиум?
– Очень нужен! – сурово сказал Кашин, глядя на Алену пронзительными, близко посаженными глазками. – Если вы отказываетесь меня сопровождать, то я один туда поеду. Несмотря на свой страх перед электричками! – Он подумал и добавил: – А также перед толпой на перроне, цыганами, лицами без определенного места жительства, стаями бродячих собак, бестолковыми машинистами, которые не объявляют остановок, равнодушием окружающих, гололедом, морозом, скользкими ступенями…
– Семен Владимирович! – перебила его Алена, не дав продолжить этот скорбный список. – Если бы ваш симпозиум проводился в пределах Кольцевой автодороги, я бы ни на секунду не задумывалась!
– Отказываетесь, значит… – констатировал Кашин. – Ну что ж, дело ваше! – И он зашаркал к входной двери, всем своим видом изображая печальную решимость.
Когда он ушел, Алена задумалась. «Господи, он же пропадет… он вроде ребенка! Еще под электричку свалится…» Ее раздирали противоречивые желания. С одной стороны, она хотела остаться дома и вечером встретиться с Селетиным, а с другой – было бы жестоко отпускать Кашина одного.
«Ладно, уж до вечера-то мы точно успеем вернуться… В крайнем случае на обратном пути поймаем такси!» – решила Алена.
Она быстро переоделась, поскольку концертное платье никак не годилось для поездки, и поднялась на третий этаж.
Кашин тут же открыл дверь, ничуть не удивляясь появлению Алены, словно ждал ее.
– Февраль – самый холодный месяц в году, – сказал он. – Надо одеться потеплее…
– Надо, – уныло кивнула Алена.
Кашин замотал тощую шею мохеровым шарфом и принялся натягивать поверх цигейкового жилета длинный пуховик коричнево-серого цвета. Был он Кашину страшно велик, и это обстоятельство почему-то очень расстроило Алену. «Почему он такой худой? Почему такой одинокий? Почему такой старый?.. И кто вообще придумал, что люди должны стареть?!»
– Ну, вот, я готов! – энергично отрапортовал Семен Владимирович, нахлобучив на голову мохнатую ушанку, судя по всему – из енота. – Сейчас еще ридикюль свой возьму…
«Ридикюлем» он назвал большую болоньевую сумку, довольно тяжелую. Алена немедленно отняла ее и сказала, что понесет сама.
Кашин бодрился, но на улице вцепился Алене в свободную руку – с испуганным, потерянным видом.
Довольно легко они добрались до вокзала – полупустой автобус быстро и плавно мчался по замерзшим улицам… Но на вокзале была сутолока, сновали озабоченные люди с тележками, то и дело объявляли отправление очередного поезда. Кашин совсем растерялся.
– Семен Владимирович, куда? – громко спросила Алена.
– А?..
– Я говорю – докуда билеты брать?..
– До станции Борисов!
Этот самый Борисов оказался черт знает как далеко – за пределами Московской области! Алена уже стала жалеть, что не отговорила Кашина от этой поездки. Прикинула, что вернутся в Москву они почти ночью.
– Господи, не могли этот ваш симпозиум где-нибудь поближе провести! – с досадой сказала она.
– А?..
– Ничего, ничего… Так, теперь осторожненько проходим через турникет!
В турникете Кашин, разумеется, застрял – пришлось его вызволять с помощью шумной толстой контролерши. Потом едва не потерялся в толпе на платформе. Потом Алена обнаружила его, и они вместе искали нужный путь. Нашли. Подошли к электричке. Три раза уточнили у прохожих, тот ли этот поезд. Потом сели в вагон…
Только тогда Алена почувствовала некоторое облегчение.
– Семен Владимирович, а там-то – недалеко идти?
– Нет-нет, не очень!
В «ридикюльчике» Кашина был термос с горячим чаем и не менее килограмма конфет в полиэтиленовом пакете. Также еще конфеты, но только в роскошной подарочной коробке. «Наверное, презентует кому-нибудь… В благодарность за мюллер-мюльхерсию», – решила Алена.
Она сняла перчатки, налила Кашину чаю. И только тогда с некоторой досадой обнаружила, что забыла снять перстень. Сапфировый дорогой перстень, когда-то подаренный Алешей ей на свадьбу…
До Борисова они добирались больше двух часов и прибыли туда, когда уже потихоньку начало темнеть. Тут выяснилось, что до нужной улицы – восемь остановок на общественном транспорте. «Ничего себе «недалеко»! – с раздражением подумала Алена. – Ну и ввязалась я в путешествие…»
Делать было нечего – сели на дребезжащий обледенелый автобус (не чета московскому собрату!), долго и утомительно тряслись по разбитой дороге. Алена мысленно поносила всех кактусоводов, вместе взятых, – тем, наверное, не раз пришлось икнуть на своем симпозиуме…
Вылезли на заснеженной мрачной улочке. Город Борисов чем-то напомнил Алене Векшин, правда, Векшин был намного приличней…
– Так, теперь ищем дом пятьдесят три! – проскрипел Кашин. Он явно волновался, но Алена не придала этому особого значения. Наверное, переживает – достанется ли ему этот кактус из Уругвая или нет…
Штурмуя сугробы, одной рукой Алена тащила за собой старика, а в другой держала «ридикюль». Наконец на зеленом заборе она заметила нужный номер.
– Вон он, ваш дом… Послушайте, Семен Владимирович, а вы уверены, что симпозиум проходит именно там? – вдруг с сомнением спросила Алена, разглядывая приземистый одноэтажный домишко с подслеповатыми маленькими окнами.
Кашин закашлял. Потом сказал:
– Я вас обманул, Елена Петровна. Простите меня. Я придумал про симпозиум кактусоводов. И мюллер-мюльхерсия из Уругвая у меня уже есть. Цвела даже, между прочим, несколько раз.
– Как? – опешила Алена. Она ничего не понимала.
– А вот так. Простите меня.
– Минутку… – плачущим голосом воскликнула она. – А куда же мы ехали тогда? Какого черта вас понесло в этот Борисов, а?.. И меня с вами… Нет, ну надо же! А я-то поверила в какой-то симпозиум, дурочка!
Семен Владимирович, насупившись под енотовым козырьком, молчал.
– Семен Владимирович, вы уж объяснитесь!
– В этом доме, Елена Петровна, живет Кирилл Глебович Лигайо, – тихо ответил Кашин. – И сегодня у него юбилей – восемьдесят лет. Я подумал, что пора его простить.
