В последний день Ли бросилась делать покупки. У нее была уйма друзей, и она любила быть щедрой.
– Я откланиваюсь и встречу тебя в обед, – сказал Поль. – Я никогда не был в Буэ и посвящу этот день ему.
Это был один из тех февральских дней, когда у верхушек деревьев плавают обрывки редеющего тумана, с нижних ветвей капает и влажный воздух создает обманчивое ощущение наступления весны. Тропинка вокруг озера была пустынна. Было так тихо, что неторопливые шаги Поля гулко отдавались в воздухе. В тишине было что-то печальное, но эта печаль была приятна. Он подумал, что это похоже на реквием. Что-то смутно всплыло в его памяти, но что? Ему мучительно хотелось вспомнить. Он остановился, пытаясь сосредоточиться на ускользающих воспоминаниях, и стал пристально смотреть на мрачную черную поверхность озера, по которой плыли три утки, образуя безупречное «V».
Воспоминание пришло неожиданно… Гудзон, черный и мрачный в зимний день. Большие хлопья снега медленно опускаются на воду, прилипают к ресницам Анны. Они поднимаются на холм. В доме недалеко от вершины играет струнный квартет, его печальная и прекрасная музыка слышна даже сквозь закрытые окна.
– Шуберт, – сказал он. И они остановились, дослушав музыку до конца, а потом пошли рука об руку в молчании.
Много времени прошло. У него был шанс, но он не воспользовался им. А сейчас он стоял, одинокий, за тысячи миль, крича в душе: «Анна», «Айрис», пока флотилия уток преспокойно огибала озеро.
Внезапно подул холодный северный ветер, зашумели сосны. Зима была печальной, печальны были и ранние сумерки. Не следовало ему приходить сюда одному. Ему нужна Ли, веселая, успокаивающая Ли.
И он заспешил назад, желая поскорее найти такси и вернуться в отель.
Комната отдыха была как раз тем местом, которое могло развеять мрачные настроения. Приятный розоватый свет и глубокое кресло действовали успокаивающе на Поля, он наблюдал оживленное передвижение роскошных женщин, деловых мужчин, французов и иностранцев, и терпеливых умных пуделей, носящих ошейники с фальшивыми бриллиантами. Он заказал аперитив и медленно цедил напиток. Чувствуя, как восхитительный огонь разливается по всему телу.
Поль посмотрел на часы. До обеда еще час. Он заказал еще аперитив и стал наблюдать за стройной блондинкой, чей огромный кулон из изумруда, по меньшей мере в шесть карат, привлек его внимание. Он размышлял, знает ли она, что выражение недовольства портит ее лицо, когда за ее плечом увидел входящего в зал Донала Пауэрса. Тот тоже заметил Поля. Встреча была неизбежной. Донал в сопровождении другого мужчины подошел к нему:
– Ну и ну! Мир тесен! Ты здесь по делу или отдыхаешь?
– По делу. – Поль встал, протягивая руку.
– Мистер Вернер, мосье Коро. Не родственник художника.
Француз поклонился:
– К сожалению.
Замешательство продолжалось доли секунды. Если бы Донал был один, Поль сказал бы: «Давай не будем притворяться, нам не обязательно быть вместе, мы презираем друг друга».
– Мистер Вернер кузен моей жены. Француз вежливо приподнял брови:
– Восхитительное совпадение для вас обоих. Он ждал, когда ему предложат сесть.
– Пожалуйста, садитесь, – сказал Поль.
– Зимой у нас редко бывают американцы, мистер Вернер.
– Для меня Париж прекрасен в любое время года. Донал, заказав напитки, обратился к Полю:
– Давно здесь?
– Две недели. Я приехал из Германии.
– О? И я тоже. Как тебе понравилось?
– Я до сих пор не пришел в себя от ужаса.
– Вы американец и, естественно, воспринимаете все иначе, чем мы, европейцы, – сказал Коро.
Поль не совсем понял, что имеет в виду Коро. Коро объяснил:
– Я хочу сказать, что сильное руководство имеет свои преимущества. Вы, американцы, еще не пришли к этому. Посмотрите только на Германию и Италию и увидите, что порядок в этих странах ведет их к процветанию. В моей стране мы только спорим. Меняются взгляды – меняется правительство. Это становится тошнотворным.
– Так вы хотите уничтожить Третью республику? – спросил Поль.
Коро пожал плечами:
– Я? Я ничего не хочу уничтожать. Но я не заплакал бы, если бы она умерла.
Поль промолчал. Он смотрел на стул, на котором лежали кейс из крокодиловой кожи и пара кожаных перчаток. Почему-то эти предметы привели его в бешенство, хотя у него самого были похожие. Он поднял глаза, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
– Мосье Коро человек опытный, – сказал Донал. – Он владеет крупнейшими машиностроительными заводами в этой стране. Основанными его дедом, – с уважением добавил он.
Коро обратился к Полю:
– Мне показалось, вы сказали, что вы тоже в деле?
– Нет. Я банкир.
– Ах, тогда вы определенно практичный человек. Люди, подобные нам, заставляют крутиться мировые колеса. Мы не должны позволять Леону Блюму вставлять в них палки. Если республика падет, то из-за таких, как он.
На лице Коро проступили красные пятна, он резко поставил стакан на стол.
– Мошенники и взяточники – вот кто они!
– Ну уж Блюма вы не назовете мошенником, – сказал Поль.
Ему показалось, что Донал, предупреждая, толкнул коленом своего приятеля. Конечно, Блюм – еврей. Неважно, что он демократ, ученый или что-то еще.
– Ну, возможно, и нет, – признал Коро. Он, должно быть, правильно понял предупреждение.
– Но все равно, народ больше не хочет его, – добавил он.
«Зачем я спорю с этим незнакомцем?» – спросил себя Поль. Абсурдно. Два человека, которые еще десять минут тому назад не знали друг друга и наверняка больше никогда не встретятся, изливали свой сдержанный, цивилизованный гнев, а за их спинами стояли букеты красных и белых гладиолусов и где-то в другой комнате тренькало пианино. Тем не менее Поль продолжил:
– Я читал в ваших газетах о Акции Франсез. Это такие же молодые головорезы, как в Германии и Италии, и действия их те же – погромы и избиения на улицах.
Коро взял горсть орехов и раздавил их.
– Это всего лишь ребята. Они не беспокоят меня, так же как и немецкие парни.
Поль настаивал:
– Немецкие парни будут беспокоить вас, когда войдут, маршируя, во Францию.
– Чепуха. Войны не будет. У нас есть линия Мажино, самая мощная оборона на земле.
– Она не в том месте, мой друг. Немцы придут через Бельгию, так же как они сделали в 1914 году.
Диалог был подобен перекидыванию мяча – вперед, назад, а Донал, как зритель на теннисном матче, поворачивал голову от одного к другому, чтобы ничего не упустить.
– Я бывал в Германии много-много раз, мистер Вернер, и могу сказать, что немцы хотят войны не больше нас. У меня связи в высших кругах в правительстве и промышленности. Мистер Пауэрс знает. Он был со мной. Спросите его.
