Вбегаю внутрь с дикими глазами, зная, что выгляжу как сумасшедшая, но мне все равно.
«Я попрошу у твоего отца разрешения жениться на тебе».
— Идиотка, — шепчу я, спотыкаясь в проходе. — Ты знала, что он мерзавец. Лжец. Ты знала это. А теперь посмотри на себя...
Я беру с полки большую бутылку текилы и разворачиваюсь, направляясь к выходу.
— Ты позволила ему соблазнить себя. Ты позволила ему трахнуть себя. Ты впустила его в свое сердце.
Я распахиваю стеклянную дверь и выхожу наружу, спотыкаясь, но прижимая бутылку текилы к груди, как спасательный жилет. Я не могу думать ни о чем другом, кроме желания выплеснуть из себя все это дерьмо. Мне нужно заблокировать эти чувства: боль, стыд и ужасную ярость.
Ревность.
Я никогда так не ревновала. Ощущения, что меня снова и снова пронзают ножом в сердце.
Его рука нежно ласкала ее живот… Этот образ я не забуду до конца своей жизни.
Я рывком распахиваю дверцу машины. Уже собираюсь прыгнуть внутрь, но кто-то с криком оттаскивает меня.
— Какого?.. — Я поворачиваюсь, дезориентированная.
На меня кричит мужчина. По-корейски, так что я понятия не имею, что ему надо. Но он продолжает орать на меня, дергает за руку, тянет, и, как после пощечины, я понимаю, что происходит.
Я вышла из магазина, не заплатив за текилу.
— Ой, извините! Мне так жаль, я не хотела... Подождите, мой кошелек... Я достану деньги...
Потом я понимаю, что, должно быть, оставила его в ресторане, потому что не нахожу его в автомобиле.
Владелец корейского магазина все еще кричит на меня. На тротуаре собралась небольшая толпа. Люди смотрят на меня с различными выражениями — от любопытства до презрения. Я пытаюсь отступить, объяснить, что все это ошибка, и я заплачу за бутылку, разумеется, я заплачу, но кореец начинает называть меня воровкой, и картина происходящего превращается в уродство.
Несколько зрителей достают свои мобильные телефоны и принимаются снимать все на видео.
— Вызовите полицию, — командует какой-то здоровяк.
— Она пытается сбежать! — орет другой.
— Нет! Не пытаюсь! Это все недоразумение! — Я отступаю, пытаясь вырвать руку из крепкой хватки корейца, но точно знаю, как это выглядит.
Кто-то хватает меня сзади, толпа начинает визжать, и все летит в тартарары.
ГЛАВА 28
Джули
От копа, который меня арестовал, несет супом.
Не чем-то вкусным, а кислятиной, вроде вонючих носков. У меня снимают отпечатки пальцев, фотографируют мою физиономию, обыскивают и спрашивают о принадлежности к банде и инфекционных заболеваниях, затем провожают в камеру предварительного заключения и велят оставаться на месте.
— Когда я смогу позвонить? — спрашиваю я полицейского.
— Как только я захочу, — бросает он и неторопливо уходит.
Я остаюсь одна в камере. Сажусь на жесткую металлическую скамью у цементной стены и стараюсь не обращать внимания на темно-желтое пятно на полу в углу.
Проходит час. Потом два. К концу третьего часа я начинаю задаваться вопросом, не происходит ли забастовка полиции, потому что никто не пришел навестить меня. За такое преступление, как мелкая кража, достаточно внесения залога для выхода. Нет причин задерживать меня на неопределенный срок.
Но никто так и не приходит.
Наконец, часа в четыре утра, другой полицейский открывает мою камеру. Он большой, с бритой головой и ужасающими глазами. Я решаю не отчитывать его за задержку и тихо следую за ним из камеры по коридору.
Он поворачивается к двери без таблички и заводит меня в маленькую комнатку. Внутри лишь два металлических стула и искореженный металлический стол, на котором ничего нет. Полицейский указывает на один из стульев.
— Садись.
Я озадаченно оглядываюсь по сторонам. Помещение выглядит в точности как одна из тех комнат для допросов из фильмов. Абсолютно голые цементные стены, за исключением одной с темным отражающим стеклом, где определенно прячутся люди.
— Что происходит?
— Садись, — повторяет он, и звучит это как: «Задай мне еще один вопрос, и я вышибу твои мозги».
Я сажусь.
Он уходит, хлопнув за собой дверью. Камера под потолком наблюдает за мной красным немигающим глазом.
Через несколько минут я поворачиваюсь к темной стеклянной стене.
— Вы серьезно? Это была бутылка текилы. Не брендовая. У вас, парни, ночка не выдалась или как?
Ничего не происходит. Проходит еще больше времени. Никто не приходит.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь начать колотить по стеклу и кричать о своих правах американского гражданина, дверь в комнату открывается. Входит женщина.
Беременная женщина.
Та самая женщина.
Она одета в шикарный черный костюм, который умудряется сделать ее живот менее похожим на беременный и больше похожим на то, что она просто плотно поела. В одной руке у нее портфель, в другой — стаканчик кофе. Она тепло улыбается мне.
— Привет, Джули. Я Труви. Можешь звать меня Тру. Так приятно с тобой познакомиться!
Ее техасский акцент мягок и прекрасен, и я собираюсь вырвать ее глаза прямо из черепа.
Кровь пульсирует у меня в щеках, я натянуто говорю:
— Что. За. Пиздец.
— Я вижу, мы прекрасно поладим, — смеется она. У нее очаровательный смех. Мягкий, женственный и звонкий. Ведьма.
Тру усаживается за стол, ставит портфель на пол, пододвигает ко мне стаканчик кофе, складывает руки на коленях и изучает меня.
Эм, она реально на меня глазеет.
Я опускаю взгляд на ее огромное кольцо с рубином и бриллиантом.
— Ты замужем, — сипло замечаю я.
— Да.
Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и проклинаю день, когда решила совершить налет на этот чертов склад подгузников.
— Я твой адвокат, если тебе интересно.
Мои веки распахиваются. Я смотрю на нее. Я никогда по-настоящему не понимала слова «ошеломленный»… до сих пор.
Девушка хмурит брови. У нее потрясающие глаза бледно-зеленого оттенка, как морское стекло.
