— Жак, а пойдемте с нами. Вы не знакомы с Фаби? Это дочь Марко. И кажется я не знаком с его сыном. Пришло время для знакомства.
Их разговор становился тише по мере того, как они удалялись. Две женщины сидящие друг против друга остались вдвоем. Они молчали. Слов у обоих не было.
Прошло достаточно времени, чтобы Патриция наконец произнесла:
— Что теперь будет? Он бросит меня?
Лучиана подняла на нее усталый от слез взгляд:
— Мой сын умирает. Ему сейчас не до любовниц и даже не до тебя.
Патриция покорно кивнула и опустила голову, но как только дверь открылась и из палаты вышла Адель, она вскочила с претензиями:
— Потаскушка! Ты думаешь, что сможешь его забрать? Я не отдам! Марко не глупец, чтобы вестись на чужих детей! Хорошо ты выдумала притащить сюда ребенка, чтобы надавить на жалость! Он не уйдет к тебе! Ты низкого сорта. Таких, как ты надо отправлять в бордель!
После того, как Адель сидела на краешке кровати Марко и исповедовалась, то силы совсем покинули ее. Их не было, чтобы спорить. Их не было, чтобы что-то доказывать. Ей вдруг все стало не важным: ни Патриция, как жена любимого человека, ни Лучиана, как его мать и противница чувств своего сына. Все стало не важным!
Но важное было лишь одно — пусть Марко живет! Она готова выполнять все его требования, готова нести роль бывшей любовницы и матери его сына. Она готова быть никем, но лишь бы он открыл глаза и снова дышал сам.
Патриция ждала ответа, которого не было. Адель обернулась к Лучиане и произнесла:
— Вашего внука зовут Джулио.
Она видела, как Лучиана приложила платок к глазам и горько заплакала. О чем она думала, Адель не знала. Здесь ей уже нечего делать, она дала понять всем, что не будет против, если они захотят общаться с ребенком. Даже если Марко не станет.
Два месяца спустя
Люксембург
Адель уверено ступала по серому асфальту в направлении большого здания. Там у нее назначена важная встреча и волнение чуть нарастало. Но голова была еще забита встречей с Эммой, которая позвонила накануне и предложила встретиться в кафе. Звонки по телефону не передадут эмоций от живого общения.
Правда тема была не особо радостная — Эмма рассказывала новости из первоисточников о «Charlemagne». Адель еще помнила, что именно ее отец был главным учредителем, потому что имел больший пакет акций. А еще он лишился не только самолета, но вместе с ним статуса и безопасности.
— Ты не представляешь сколько угроз сыпалось в адрес моего отца, — рассказывала Эмма, поглаживая пальцами ручку от чашки, — оказывается, что изначально учредителей должно было быть четверо. Идею о таком лайнере пришла некому нефтяному магнату из страны Востока, но «Charlemagne» должен был стать европейским проектом и не мог включать в себя людей иной религии. Да, мой отец забрал эту идею, украл, — она опустила глаза, потому что ей было стыдно за собственного отца — Адель это знала.
— Они лишили четвертого человека акций?
— Оказывается, они молча отстранили этого человека, не продав ему ни одной акции. Изначально разделили между собой, между тремя, а четвертого изгнали. В общем, тот обиделся и решил отомстить. Кстати, моему отцу приходили письма с угрозой, но я ничего не знала. Была внутри своих проблем. Он писал, что поставит Боинг у себя во дворе, а пассажиров продаст.
Это было ужасно слушать, Адель даже поморщилась, понимая, что тот человек явно психически не здоров.
Теперь стало понятно, почему его приказом было гнать самолет в Кабул. Он хотел видеть в окне дома свою идею, потом лишить эту идею жизни, потому что он ее создал. Страшный и довольно психически не здоровый человек.
— Но как же наш угонщик обвел всех вокруг пальца? Пронес на борт оружие? Каким чудом установил взрывчатку в самолете? — у Адель в голове не укладывалось. В этой истории виноваты все! А особенно деньги. Тора умерла за то, что кто-то кому-то перешел дорогу.
— Деньги — это путь к любым действиям. Тот мужчина из самолета не поленился пройти курсы на охрану «Charlemagne» в самолете, купил отличное резюме, подкупил людей в аэропорте…— Эмма задумалась, видимо, вспоминая тот злосчастный день, — деньги — вина всего! Когда их нет — плохо, но когда их много — то хуже в несколько раз.
— Марко пожертвовал собой ради жизни угонщика, — сердце Адель дрогнуло так же, как ее голос, — чтобы доказать его вину. И у него получилось, угонщик жив, я читала в интернете.
— Да, — кивнула Эмма, — со слов угонщика нашли всех причастных к трагедии и того самого нефтяного магната, их придали суду. Но… Нарыть доказательства на инициатора оказалось сложно. Отец пытается до сих пор, подключил спецслужбы. — Эмма вздохнула, — в общем, это долгая история.
Адель кивнула, потупив взгляд на стол. Марко рисковал жизнью ради того, чтобы наказать виновников, теперь она понимала, почему он не пошел на выход с ней и остался в самолете. Он успел оттащить мужчину ближе к кабине пилотов, как рвануло взрывное устройство в хвостовой части.
С того для прошло не так много времени, но достаточно, чтобы начать расследование. Журналисты потихоньку стали переключаться на другие новости, минуя вниманием «Charlemagne». Авиакомпания прекратило свое существование на время, потеряла самолет, людей, экипаж был расформирован и каждому дали место в других компаниях Люксембурга. Адель пришлось снимать квартиру с видом на церковь, часто бывать в небе, но в тоже время, видеть Джулио. Был один плюс — отец привозил его часто, Люксембург не так далеко от Франции.
— Что будет со всеми нами? — Зачем Адель это спросила? Она тешила себя надеждой, что «Charlemagne» снова взлетит в небо? Но это глупо! Больше ни один человек не полетит этой авиакомпанией.
— Мой отец грезит возобновить проект! «Charlemagne» не умер! — Улыбнулась Эмма.
После разговора с ней многое прояснилось, ведь про расследование никто никому не говорил. А она дочь Роберто Ортело, знает все не по понаслышке.
Но помимо работы хотелось спросить про личное. Ведь Адель так и не смогла поговорить с Эммой после трагедии, слишком много всего навалилось. Но увидев небольшую припухлость в области живота, она поняла, что Эмма готова стать матерью. Сама Адель была в подобной ситуации, поэтому ей знакомы все волнующие детали.
— Ронни не пришел в аэропорт, когда я прилетела в Париж, — задумалась Эмма, — мне пришлось сказать отцу. После того, как самолет захватили, он многое понял. А может, не понял, но в любом случае, был удобный случай. И знаешь, — Эмма поддалась вперед ближе к Адель и прошептала, — в такие минуты начинаешь ценить близких, родных и любимых.
Взгляд Адель опустился на пальцы, которые держали чашку с латте. Вдруг вспомнился момент, когда они так сидели с Марко перед полетом: он пил эспрессо, она латте. В ее чашке из пенки красовалось сердце. Как будто намек на будущее.
А еще его слова про огонь… Об этом Адель тоже думала, анализировала, что это могло значить. Но без Марко она не смогла дать характеристику двух однотипных случаев.
Распрощавшись с Эммой, она пошла на важную встречу, о которой думала с волнением вот уже несколько дней. По дороге вспоминала «Charlemagne», анализировала то, что случилось, строила догадки, что будет. Если Эмма сказала, что проект в силе, то это прекрасно! Но очень рискованно! Однако из экипажа никто не покидал Люксембург, все оставались, как сотрудники «Charlemagne», хоть и летали авиакомпанией Люксембурга. Это временно! Она верила в лучшее.
Открыв дверь, Адель зашла в здание, где каждая дверь — это чей-то офис. Она смотрела на вывески, читая их и найдя нужную, дернула ручку. Дверь тут же открылась, впуская ее в помещение, где стоял по центру стол, за которым на самом почетном месте восседал седовласый мужчина. С правой стороны стола… сидел Марко. На его лице залегла мрачная тень, отпечаток, который останется на всю жизнь. Но он пережил ад, чтобы через два месяца прекрасно выглядеть. Спасибо Вселенной, что он жив! А восстановление придет обязательно.