не нравится, и я была не исключением. Девушки из женской студенческой общественной организации, как правило, с идиотским названием, меня недолюбливали еще со времен обнимашек с Кевином.
— Посмотрите! Аристова купила себе кольцо от вымышленного парня! Смотрите, что я нашла в её ящике! — как-то в столовой выступила Синди, кинув мне на стол журнал с Койотом на обложке. — Сфоткалась с российской звездой в аэропорту и теперь всем рассказывает, что это её крутой парень!
— Синди, зря ты залезла в её ящик, русская мафия теперь найдет тебя и всю твою семью! — защищали меня девчонки.
Я и сама могла бы постоять за себя, но оправдываться перед выскочками мне противно, и тем более показывать им наши с Мироном совместные фотки на базе, которых теперь у меня целая коллекция.
Жизнь универа кипела, как и прежде. У нас что ни день, то какое-то событие либо общевузовского масштаба, либо кто-нибудь что-то натворит. У кого-то конфликты, у кого-то любовные драмы, у кого-то только учеба в голове. Личное быстро становится общественным, а учебная нагрузка, обязанности студента отстаивать честь универа на многочисленных конкурсах и дополнительные модули мешают личной жизни.
В один миг всё это для меня стало второстепенным. Я жила от звонка до звонка Мирона, со словарями писала ему сообщения, чтобы минимизировать количество ошибок. И считала дни до следующего его звонка и до двенадцатого февраля, когда он прилетит согласно уже купленному билету.
Идиотская разница во времени мешала общаться, когда вздумается, все время приходилось сверять часы, но и это было не самым худшим. Сразу после праздничных дней Мирон снова улетел на север по работе. Звонил редко и опять сидя в темноте. Я не знаю, в чем фишка, но, видимо, у него свои причины на это. Теперь осталось только ждать февраля, потому что от этих коротких звонков было чувство, что я обедаю в пафосном ресторане Милана, где красота подачи и вкус безупречны, но порции настолько малы, что нужен поисковый отряд, чтобы найти еду в тарелке.
Мы каждый день строим планы, думаем о будущем, планируем от мелочей типа похода в кино до серьезных шагов. Но жизнь вносит свои коррективы, порой такие жестокие, которые заставляют тебя не только изменить намеченные планы, но и взглянуть на многое под другим углом.
В середине января, когда только начался учебный семестр, мне позвонил папа с новостью, разорвавшей мое сердце. Мой брат Андрей в тяжелом состоянии после аварии доставлен в клинику. В таких случаях у людей всегда первый эмоциональный этап непринятия, но именно с Андреем это состояние, когда мозг отказывается верить в произошедшее, длился значительно дольше. Я даже не плакала, пока не вошла в холл клиники. Среди многочисленных друзей и родных мой взгляд выцепил папу, и вот тогда душа камнем рухнула вниз.
Я никогда его таким не видела, мой отец из тех, что умело скрывает любые эмоции за шутками и улыбками. Но сейчас он выглядел так, будто у него вырвали сердце вместе со всеми кровеносными сосудами. Бледное, уставшее лицо и взгляд, в котором застыли боль и страх.
— Пап, пойдем к нему, пожалуйста, — глупо просила я, роняя слезы.
Я плохо соображала, что делаю, что говорю, и это был первый раз в моей жизни, когда я осознала, что всегда была папиной капризной любимой дочкой, которой он ни в чем не отказывал. Что я всю жизнь этим слепо пользуюсь и отчаянно требую сейчас от него немедленно выполнить мою просьбу.
Когда время замедляет ход, оставляя тебя наедине со своими мыслями, то многое становится понятнее. У меня почвы для размышлений было больше чем достаточно. Начиная с того, что меня не хотели отпускать с запланированных часов стажировки, удивляясь, что я уезжаю всего лишь в больницу к брату, а не на его похороны.
— Посмотри на самых успешных людей, Елена, — говорил мне куратор. — Чтобы достичь этих высот, им пришлось пожертвовать очень многим в личной жизни, поверь, цена успеха не каждому олигарху по карману, потому что не зависит от толщины кошелька. Тут либо смириться со средним уровнем, либо исключить из жизни все остальное.
Моего опыта пока не хватает на то, чтобы оценить правдивость его слов, но лишь единицам удаётся построить успешную карьеру, имея при этом личную жизнь.
Мои амбиции не давали мне раньше задуматься об этом, было только упрямое стремление достичь таких высот, где у самой бы кружилась голова от чувства превосходства. Они и сейчас никуда не делись, я хочу, чтобы папа гордился мной так же, как он гордится Андреем. Но с появлением в моей жизни Мирона понимаю, что выбор все больше и больше усложняется.
Вот только он не приехал в клинику и не отвечает на мои звонки и сообщения. Снова пропал где-то в таежных лесах. Возможно, у Койота для этого веская причина, но для меня это стало тревожным звоночком. Что бы я ни изменила в своей жизни, чем бы ни пожертвовала, он останется собой. Диким, свободолюбивым волком, у которого своя философия жизни, и в нужный момент его нет рядом.
— Вик, а почему Мирон не приехал? — спросила я у его сестры.
— Он сейчас далеко, приедет, как сможет, — заверила меня Вика.
Он далеко? Неужели еще дальше, чем Стэнфорд? Судя по тому, что за две недели моего пребывания в России единственным человеком, который не приехал в клинику, был Мирон, он на Плутоне задание выполняет. А я его так ждала, что по утрам мне его запах мерещился на подушке, и дошло даже до того, что, уезжая, я обняла офигевшего от такого финта Макара, уткнувшись в его грудь носом. Вот до такой степени мне не хватает Мирона, что я готова хоть немного погасить тоску, обнимая его копию.
— Ого! Я могу и поцелуй ему передать! — оскалился Макар, мгновенно распознав в моем порыве безмолвную просьбу.
— Если он и в феврале не приедет, я ему и секс с кем-нибудь передам! — пригрозила я в надежде, что до Мирона хоть немного дойдет, что я, мягко говоря, в растерянности от его поступка. Андрей бы никогда так с ним не поступил!
В Штаты я вернулась в начале февраля, когда моего неугомонного брата перевели в бокс. Результатом его необдуманного решения стали не только многочисленные травмы, но и то, что папа лишил меня водительского удостоверения со сроком «Верну, когда повзрослеешь». Если верить дедуле, то это пожизненно,
