— Вижу я, что человек ты неплохой. Но не без червоточинки. Ждут тебя дома. Может, не дома. Но волнуется о тебе женщина по имени… Лола. Нет, не Лола. Лёля. Нет, не Лёля. Люда. Да, правильно, Люда. Люся. Не знаю — жена ли, но знакомы вы едва ли не всю жизнь, с детства. Она тебя очень любит, и ребенок у вас общий. Черный кот между вами прошмыгнул, все делите чего-то, и понять не можете, что выяснять ничего не нужно. Нечего выяснять, потому что судьбою вам назначено быть вместе.
Помолчала в ожидании реплики. Однако собеседник молчал. То ли все еще в гадание не верил, то ли слегка обалдел от совпадения. Едва сдерживая смех, Марина продолжила:
— И еще один человек есть в твоей жизни. Не соперник, нет. Скорее, друг. Да, правильно, друг. Хороший друг, давний, надежный. Жили вы с ним рядом, и еще что-то важное между вами было. Подожди, разгляжу повнимательнее. То ли в войну часто играли, то ли действительно воевали где? Нет, в армии служили. А зовут твоего друга Вале… Валентин? Нет, опять ошиблась. Валерий. Да, ясно вижу: Валерик.
Украдкой посмотрела на Сашу. Тот по-прежнему молчал, но лицо его выражало крайнюю степень изумления. Еще бы. Рассказом о жене, положим, она его вряд ли удивила. Если не дурак, сам понял: источник ее тайного знания — фотография. Женщина, ребенок. Тут бы дура догадалась. О том, что они теперь не вместе, тоже легко понять: были бы вместе — вряд ли он стал бы сотрудниц на презентации таскать. А вот именами она его определенно с толку сбила. И некоторыми фактами биографии.
Осталось добить Русниченко самыми интимными подробностями:
— Хороший у тебя друг. И женщина у него есть по имени Марина. Не просто женщина — жена. Детишек у нее много, не могу сосчитать. Нет, у нормальной женщины столько не бывает. Наверное, работает в детском саду или в школе, среди детей. Потому не вижу родных ее детей — если и есть, то размыты, теряются среди такого множества ребятни. И еще грусть вижу в сердце твоего друга. Имя у его грусти такое же, как у жены, но это другая женщина. Не уверена, что любимая, но след в душе оставила. Он считает ее предательницей, но на ней вины нет: он виноват в размолвке. Гордость его виновата. Мужчина не должен быть таким гордым. Страдал сам, заставил страдать ту женщину. Но все в прошлом, оба выздоровели.
— Ничего не в прошлом! — перебил Русниченко. — До сих пор все было правильно, даже возразить нечего. Понять только не могу — где здесь подвох. Не могла ты знать про моего друга, никак не могла. Про жену с сыном — запросто: фотку видела. Имя разве что… Но про Валерку? Ошиблась ты про Валерку. Ничего не в прошлом. Да, жена действительно Марина, действительно учительница, только давно уже бывшая жена — они всего-то полгода вместе прожили. Не любил он ее, назло женился. Надеялся ту, первую, забыть. Не вышло ничего. И не выздоровел ни хрена. Говорить на эту тему не любит, но я-то знаю. А вот про гордость несусветную — в самую точку. Миллион раз говорил — сходи к ней, дурак, может, она до сих пор любит, только и ждет, чтобы ты к ней пришел.
— А разве она любила? Ты с ней знаком?
— Нет, не видел ни разу. Но, думаю, любила. А может, нет — кто вас, баб, разберет. Ты же у нас гадалка, вот ты и скажи — любила ли она.
Марина снова покрутила его руку в разные стороны, произнесла неуверенно:
— Думаю, все-таки любила. По крайней мере, думала, что любила. Хотя и не было между ними ничего. Потому и не могу сказать с полной уверенностью. Все как-то нечетко. В сердце друг у друга есть, в жизни — нету. Хоть убей, не вижу я их вместе. Может, не быть им вместе никогда, а может, даже и не были.
— Не были, — подтвердил он. — Точно знаю — не были. Да и вряд ли теперь будут. Он, дурак, такой упрямый! Говорит: 'Она меня бросила, она меня не захотела, так чего я буду навязываться?'
— Действительно, дурак. Только все равно уже поздно. Но она его не бросала. Уж не знаю, что там между ними произошло, но не бросала она его, верно ждала. На других стала смотреть только после того, как в его жизни появилась ее тезка. Это я точно знаю, это очень четко читается. И еще вижу — что слишком поздно.
— Что, она замужем?
— Нет, одна. Но была замужем. А теперь в ее душе — снег да лед, одно сплошное мужское предательство. Сначала твой Валерик предал, потом другой мужчина. У нее теперь душа мертвая, она уже никогда любить не сможет.
— А это что, тоже на моей руке написано? — удивился Шурик.
— На твоей руке много чего написано.
Собеседник лукаво улыбнулся:
— Ну ладно, будем считать, что я поверил в твои способности. Но правда — откуда ты про Валерку узнала? А тем более про Маринку его?
Сдерживать улыбку становилось все труднее:
— Говорю же — на твоей руке много чего написано, надо только уметь читать.
— Да ладно, нашла дурака! Что ж ты по моей руке не обо мне больше прочитала, а о Валерке? Ну Марин, ну расска…
Не договорив, взглянул на нее внимательнее, словно впервые увидел, протянул удивленно:
— Марина??? Ты — та самая Марина?!
Она усмехнулась совсем не весело, скорее разочаровано:
— Нет, Саш, я ж говорю — та Марина умерла. Вернее, душа ее умерла, одно черствое тело осталось. Так что там у вас с Людой произошло? Из-за чего сыр-бор? Чего девок на работе снимаешь, вместо того, чтоб к жене идти?
— Да так, было дело. Поймала она меня на одной некрасивой истории… Нет, ты мне все-таки про вас с Валеркой расскажи. Что произошло? Он ведь такой скрытный — я до сих пор ничего не знаю.
— Да там и знать нечего. Между нами ведь действительно никогда ничего не было. Одни сплошные письма. Разве эпистолярная любовь когда-нибудь заканчивалась чем-то путевым? Все дурь да блажь, ничего не было и не могло быть. А ты все-таки вернись к Люсе. Я-то помню, как она тебя любила, как глазки ее счастьем горели, когда последний раз видела ее. Она тогда как раз беременная ходила. Не майся ты дурью — ведь сами у себя счастье воруете. Кто знает, сколько нам счастья отпущено? Его ведь и так много не бывает, а если разбрасывать, как мусор… Она ждет тебя, Ген, иди к ней.
— А как же Валерка? Что ему передать?
— Ничего. Не говори вообще ничего. Ты меня не знаешь, я тебя тоже. Вернее, ты не знаешь, что я — та самая Марина, а я не знаю, что ты — тот самый Шурик. Ни к чему ворошить старое через столько лет. Да и нечего уже ворошить, в душе — полный вакуум. Не надо, Саш, не говори. Я не выпендриваюсь, действительно ничего не хочу.
— А что у тебя со вторым?
— С каким вторым?
— Ну, ты сказала, что у нее был другой мужчина, и тоже предал.
— Вот видишь, — улыбнулась Марина. — Ты сам и ответил: был другой да тоже предал. Банальная, в общем-то, история, ничего необычного.
