Наталия Рощина - Игра теней

– То, что ты говоришь, ужасно. – Дубровин поднялся и снова взял сигареты с журнального столика. Он чиркнул зажигалкой, жадно прикуривая.

– Как умен человек! – саркастически произнесла Даша. – В камине пылает огонь, но он прикуривает от трепещущего языка пламени современной зажигалки. На своей высокой ступени развития он понимает, что приближаться к большому пламени опасно. Можно сильно обжечься, правда? А вот что касается человеческих отношений, он – профан, простофиля, не желающий учиться ни на своем, ни на чужом опыте. Он пытается вторгаться в мир другого, пусть даже самого близкого человека, оправдывая это высокими материями: преклонение, любовь, внимание, забота, не боясь принести кому-либо вреда.

– Ты говоришь вообще или конкретно? – Стас был рад тому, что она вообще что-то говорит, потому что за последнее время это случалось очень редко.

– Я говорю о нас, – Даша с досадой посмотрела на дотлевающий окурок. Наклонилась и потушила его о пепельницу. – Дай мне еще, пожалуйста.

– Держи, – Стас помог ей прикурить, заметив, как дрожат у нее руки, губы. Она казалась ему натянутой струной, неловкое прикосновение к которой может привести к непоправимому. Дубровина стала терзать мысль, что он не вовремя затеял этот разговор, но Даша оборвала его угрызения одной фразой.

– Если бы ты не начал этот разговор, то еще немного, и я бы сошла с ума, – при этом она мило улыбнулась, в глазах ее блеснули слезы. – Ты сильнее, ты всегда был сильнее, потому именно ты сумел начать. Спасибо тебе.

– За что? За что ты благодаришь меня?

– За то, что ты – единственный, кого я любила в своей недолгой жизни.

– Любила? Все в прошлом? – Стас снова сел у ее ног, а она, не замечая его приближения, легла, подложила свободную руку под голову, а второй небрежно стряхивала пепел. Волосы ее рассыпались по диванной подушке, длинные пряди легли на ковер, составляя незамысловатый узор из завитушек.

– Знаешь, я думала, у нас все будет настолько хорошо, настолько. И главное, я знала, что никаких усилий прикладывать не нужно. А получается, что мы становимся чужими.

– Ты больше не любишь меня?

– Раньше, – она словно не слышала его вопроса, – когда я раньше ждала тебя, я сочиняла стихи. Для тебя, тогда все было для тебя.

– Первый раз слышу об этом, – удивленно произнес Стас. Он повернулся, чтобы лучше видеть ее лицо. – Стихи, почему ты никогда мне их не читала?

– Потому что они были тебе не нужны. Я каждый раз думала, что вот-вот настанет момент, когда я увижу в твоих глазах то, что скажет: «пора», но ничего подобного не происходило.

– Не прощу себе, если не услышу хотя бы одного – в голосе Дубровина мелькнула мольба. – Ты ведь знаешь, я никогда не умолял тебя.

– Да, я знаю.

– Но сегодня особенный день, я знаю, что особенный. Прошу тебя, дай почитать то, что ты писала для меня.

– А никаких записей нет, – усмехнулась Даша, стряхивая пепел мимо пепельницы. – Они у меня все здесь, в голове.

– Один, хотя бы один, пожалуйста. Возможно, это поможет мне понять, в чем я был не прав. Даша, ты прочтешь?

Она задумчиво курила, а он смотрел на нее не отрываясь, с каждой секундой понимая, что теряет гораздо больше, чем мог предполагать.

– Хорошо, – Дашино лицо стало серьезным и в то же время по-детски обиженным. Она приподнялась на локте. – Правда, сейчас весна, а в этих строчках зима в разгаре.

– Я приму любое время года, – улыбнулся Дубровин, чувствуя, как застучало сердце.

– Тогда слушай…

Даша отвела взгляд от Стаса и сделала глубокую затяжку. Поэтому получилось, что первые строчки она произносила, выдыхая дым. Это покоробило Дубровина, как будто принесло немного чертовщины в такое возвышенное занятие.

Даша замолчала, и в комнате воцарилась тишина, слегка приправленная потрескиванием дров в камине. Оба смотрели на игру языков пламени, не находя возможным встретиться взглядами. Дубровин боролся с комом в горле и, понимая, что должен незамедлительно отреагировать на услышанное, не мог произнести ни слова. А Даша ничего не ждала. Она и не думала напрягаться по поводу реакции Стаса. Сейчас это не имело для нее никакого значения. Эти стихи сочинила другая женщина, совершенно другая. И дело было в том, что сегодняшняя Даша не чувствовала в своем сердце того, что прежняя, в голове которой однажды сложились эти нехитрые строчки.

– Даша, я не ожидал, что ты.

– Не надо, – прервала она Дубровина, поднимаясь с дивана. Она положила в пепельницу недокуренную сигарету и посмотрела на Стаса сверху вниз. Ей было не интересно, чего ждал и чего не ожидал от нее муж.

– Теперь я понимаю, что ты, скорее всего, ненавидишь меня, этот дом, эту жизнь, в которой приходится так долго ждать, чтобы что-то получить.

– Знаешь, сбывшаяся мечта – первый шаг к потере, – тихо произнесла Даша.

– Звучит почти так, как и «рождение – первый шаг к смерти».

– Точно.

– Значит, ты получила не то, что хотела, и теперь поняла это.

– Скорее, все оказалось другим. – Даша передернула плечами. – И ты это давно понял. Ты никогда не изменишься, и я не уверена, что тоже должна это делать. Мы думали, что не имеем права на расставание, если так долго добивались того, чтобы быть вместе, да? Я и сейчас не готова окончательно разорвать отношения. С тобой связано так много, что, кажется, я просто умру без тебя. Как цветок, который сорвали, поставили в воду, но он рано или поздно завянет, вопрос времени. Но ты в начале разговора спросил, люблю ли я тебя? Тебя все еще интересует ответ?

– Да, больше, чем когда бы то ни было, – Стас поднялся и, поправляя волосы Даши, с грустью смотрел ей в глаза.

– Я тобой болею, – ответила Даша. Она взяла его ладони в свои и несколько раз поцеловала горячими влажными губами.

– Ты хочешь вылечиться?

– Да, – пряча лицо в его ладонях, после довольно долгой паузы выдохнула Даша. И добавила почти шепотом: – Я так устала.

И тогда Дубровин понял, что незамедлительно должен помочь ей освободиться от себя, от той привязанности, надуманности, которая будет усугубляться с каждым днем. Он не сможет больше наблюдать эту замедленную агонию, растянутое на годы сосуществование двух совершенно разных, переставших любить друг друга людей. Нужно покончить с этим раз и навсегда, пока у них не родились дети. Дубровин заранее знал, что отношение к ним у него будет совсем иное, нежели к сыновьям от первого брака. Это будет другое чувство, полное отрешенности от себя, своих проблем, болезненное и полное горечи от сознания, что даже они не сделают их счастливыми. Тогда он заставит себя поверить в то, что у них с Дашей все в порядке, что все ссоры – мелочи, куда уж без них. Они будут изводить друг друга своим присутствием или проводить долгие вечера в одиночестве. И непонятно – что же лучше? Ведь и то, и другое будет приносить обоим страдание. Стас мучительно пытался найти нужное решение прямо сейчас. Он должен сказать или сделать то, что оттолкнет от него Дашу раз и навсегда. По крайней мере, нужно попробовать. Он обязан убедительно доказать свое предательство, свою ничтожность, мелочность.