Подошла к зеркалу в старинной раме. Ни одной морщинки на лице. Шея, пожалуй, уже выдает возраст. И руки. Но не слишком. Ирина выглядела лет на тридцать пять. Причем без особых ухищрений. Модным методам она не доверяла. Звезды вшивали золотые нити под кожу, не отставали и богатые дамы, а ее редкую красоту время щадило. Ни подтягиваний, ни шелушений, ни лазерных шлифований. Ничего и никогда она не делала. Брезговала. Как побрезговала тогда делать аборт, не любила она насилия над собой. И собственный организм был ей за это благодарен. А тело, фигуру по-прежнему поддерживала в форме теннисом. Играла она прилично, на уровне перворазрядницы. Но ей не хватало спортивного азарта. Тело уже потеряло девичью плавность линий, зато было крепким, сбитым, никакого киселя на бедрах. Здоровье тоже ни разу в жизни не подводило. Нет, что ни говори, жаловаться ей пока не на что. Только почему на душе так тоскливо?
В тот день ей позвонила Алевтина. Старая знакомая, почти подруга. Ирина испытывала симпатию к этой женщине, хотя во многом ее не понимала. Впрочем, Алевтина наделала много шума в среде своих знакомых, и ее мало кто понимал, оставалось просто принимать все как есть. Умница, они вместе учились на одном курсе в университете, она много занималась наукой, сразу, как и Ирина, пошла в аспирантуру и защитила кандидатскую. Они вместе работали — Алевтина была очень увлеченным человеком, жить не могла без биологии. Писала статьи, корпела в лаборатории. Но и семью завести успела, двоих детей вырастила. Она успевала все. Горела. Бегала по выставкам, театрам, стирала пеленки. Непонятно было, успевает ли она спать в такой круговерти. Энергией природа ее наделила от души. Потом написала докторскую, защитилась. Приглашали ее работать за границу несколько университетов, но тогда это не поощрялось. Алевтина и сама не рвалась. Ей и тут было интересно. Материальная сторона жизни не трогала. Ну и что, что платья нет приличного, машины и всего остального. Вокруг нее постоянно все кипело, толклись какие-то люди, приводили к ней своих знакомых, те — своих, строились планы. На Алевтину слетались, как мухи на мед.
А два года назад она отмочила номер — ушла в монастырь. К постигшей ее внезапно вере она отнеслась так же, как и к науке, то есть ушла в нее с головой. И никакие уговоры не помогали, она их просто не слышала. Впрочем, и на вере в Бога можно сделать карьеру. Вскоре Алевтина была уже настоятельницей в монастыре — неслыханное дело для внезапно обратившегося в веру человека. От мирской жизни полностью она отказаться не могла, поскольку монастырь не висел в воздухе, а стоял на грешной земле, причем в плачевном состоянии. Его надо было восстанавливать, реконструировать и просто содержать. Денег у церкви на все это не хватало, поэтому Алевтине приходилось изыскивать их в миру. У нее было множество связей, она всегда легко находила контакт с людьми, и деньги давали многие. Новым бизнесменам было лестно и выгодно помогать церкви, играть в благотворительность. Кроме того, в последнее время вера в Бога непостижимым образом стала модной в безбожном обществе, где поминутно попирались не только законы божеские, но и просто человеческие. Впрочем, есть ли разница между ними, непонятно. Гремели выстрелы на улицах, исчезали люди, за небольшие деньги можно было убить кого угодно. Кровавые безбожники были, как правило, суеверны, даже сентиментальны. В церковь ходили охотно. Была у них такая игра, своего рода.
С Ириной Алевтина продолжала поддерживать связь. Несколько раз получала от нее довольно большие суммы. Впрочем, в корыстных мотивах ее трудно было заподозрить. Вдобавок, не для себя, для Бога старалась. Сейчас она пригласила Ирину приехать в монастырь. У них открывалась после реставрации новая то ли молельня, то ли часовня, Ирина толком не поняла. Ждали на праздничное открытие одного из высших церковных чинов. В свое время Ирина пыталась не то что обратиться к вере, а просто изучить предмет. Читала Библию, изучала историю религии. Получилось так же, как и с наукой. Интереса не возникло, и она забросила это дело, решив, что нечего себя насиловать. Если веры нет, то где же ее взять? А поехать посмотреть обязательно надо. Церковь сродни искусству. Что они там нареставрировали? Ирина любила рассматривать иконы и неплохо разбиралась в этом деле. Вдобавок, недалеко — километров девяносто по тракту. За полтора часа доедет. И с Алевтиной повидается. Она всегда заряжала ее своей энергией. И откуда она у нее берется, не человек, а вечный двигатель. Женька в Америке, приедет только через неделю.
Верка с семейством теперь жила по другому адресу. В соседнем доме. Наконец им удалось поменять квартиру. Впрочем, им и в той жилось неплохо, просто стало тесновато. Леночка подросла, и ее следовало отселить в отдельную комнату. Семейная жизнь по ночам протекала слишком бурно, и Верка боялась, что ребенок проснется и испугается. Медовый месяц затянулся почти на три года и, судя по всему, прерываться не собирался. Они были счастливы до неприличия, чем и изумляли всех знакомых. Конечно, абсолютно счастливым может быть только идиот. В течение года страсть просто пожирала обоих, и не было времени задумываться ни о чем. Потом они немного успокоились, поняв, что им больше ничего не угрожает. Семейные отношения стабилизировались, но не как обычно это бывает, а в более удачном варианте. Верка, завоевав свое сокровище, продолжала побаиваться, что кто-нибудь его отнимет. Саша оставался для любой женщины лакомым куском, хотя сам и не проявлял рвения по этой части, как и раньше. Она понимала, как и Марина, что тоже села в некотором смысле не в свои сани. Не пара она ему была. Но ухитрилась вести себя так, что тот об этом и не догадывался. Методы борьбы за семейное счастье и благополучие у каждой женщины свои. Верка боролась за него в основном в постели — там, где у нее были явные преимущества. Вдобавок этот метод отвечал ее собственным интересам. После постельных баталий ему не только не приходило в голову смотреть на других женщин, но и не было на это никаких сил.
Саша иногда подумывал, что тяжеловато жить в таком режиме. Но Верка не только брала — она еще и давала. И давала немало. Он чувствовал себя наконец мужчиной в полном смысле этого слова. Тем, кто может осчастливить любимую женщину.
Для себя из прошлой жизни она не оставила ничего, кроме редких занятий стрижками. Ни старых знакомых, ни тем более пьянок и гулянок. Те, кто знал ее раньше, изумлялись таким превращениям и втихаря ждали не без злорадства, когда же Верка отвяжется наконец. А ей и не хотелось. Вылупилась из нее в результате почти идеальная жена — без особых претензий, зависимая, или делавшая вид, что зависит, хозяйственная и домовитая. А что еще можно желать от жены? И Саша это вполне оценил. Посещали иногда мыслишки, что могла бы быть поинтеллигентней, но редко. Веркины достоинства перевешивали.
