Ко мне приезжали Глеб с Сашкой. Навезли всяких вкусностей и набрали новых заказов на гостинцы. Причём сценарий был прежним. Братец мой пудрил мозги Тарасову, а мы с Глебом исчезали. Глеб безумно скучал, ругал на чём свет стоит моё упрямство, армию и всё из этого вытекающее. Я топила его в ласках и умасливала как могла. Первые пару раз всё сошло, а третий думаю не очень. Я видела, как в машину к Глебу сел, со зверским взглядом и лицом темнее тучи, взводный. Заметив такое дело, подлетел Сашка, но его не пустили. Из машины Тарасов вылез бочком и цветом куста осенней калины. Значит, дожал и Глеб сказал правду. Взводный, умничка, никому не скажет и два года уже позади, но исстрадается сам. И я, конечно, понимала, что это ещё не конец…
Ира не ошиблась, чувствуя, что над ней сгущались тучи, и у Тарасова случилось просветление. Он вдруг допёр на кого светятся фонариками у курсантки глаза. А сообразив поёжился. Он знал Глеба, тот на паиньку не тянул. Значит, между ними не только вздохи на скамейки. И раз курсовой рассказывает, что барышня может не только погладить, но и в морду дать без отдачи со стороны получившего такой подарочек, то получается всё между ними ладушки. Полное согласие и лямур. Вздохами на луну тут не ограничится. В вариантах не запутаешься. Только Глеб и эта пичужка — несерьёзное кино. Он голову заморочит и бросит, но брат… он явно помогает своему шефу… Не может же этот осёл продать свою собственную сестру… Ни черта не понятно. Очень неприятная история. Придётся говорить. Вот взводный, улучив момент и сел пообщаться. Глеб отшучивался, но припёртый к стенке, сказал правду. «Костя, пойми, ведь большая часть людей сходятся и живут случайно, потом мучаясь, выпустив в своё время свой шанс терпят до гробовой доски. А ведь он у нас у каждого был. Бог милосерден. Но люди: кто не разглядев, а кто отмахнувшись упустили его. А потом не жизнь, а муть. Срывают злость друг на друге». Тарасов долго не мог сообразить, что и сказать. «Ё, моё!» Потом, подумав, выдал:
— Ладно, я тебя ничего не спрашивал, ты мне ничего не говорил. Ясно?
— Как белый день.
— Можешь больше Александра для прикрытия не таскать, я сам отпущу.
— А вот за это великое спасибо. Я должник.
— Катись отсюда.
— Без вопросов, только с женой попрощаюсь.
— Тихо не ори, — закрутил головой взводный. — Прощайся и отваливай.
На душе было не лучше чем на помойке. Обвела вокруг пальца и моргает честными глазами. Ничего себе пупсик!
С настигшими нас осадками выход в поле прекратился. А после недели дождей, нас засадили за теорию. Мы с тоской посматривали в окно ожидая возвращения лета. Он дождя в казарме было мерзко и неуютно. Хотелось забраться под одеяло и не вылезать. Но зато солнце, вдруг вырвавшись из-за туч, разошлось в огне не на шутку. Палило так, словно разгневалось на нас за что-то, пытаясь сжечь. С чего собственно оно на нас так взъелось. Ведь нам и так было не сладко. Нас вывели на плац и замучили строевыми тренировками. Мы сразу поняли, что это по глупости злились на дождь. Пусть бы себе лил. Кому он мешает… Обрадовавшись часовому отдыху, мы отползли в лесочек, как нам казалось скрытую полянку и разделись до купальников. Блаженство! Но оно долго не продлилось. Прибежал взводный и велел немедленно одеться. Мы заартачились. Жара. Это наш законный отдых. Можем часок побалдеть. Елена всё это рассказывает взводному. Но кажется нам, ему это совсем ни к чему. Натка с Тарасовым счастливо и таинственно переглядываются, точно владеют каким-то одним им известным секретом. Естественно, отводим глаза и делаем вид, что слепы, глухи и т. д. Они могут часами смотреть друг на друга и молчать. О чём можно так красноречиво молчать, тем более, не косноязычному взводному, для нас загадка. Поживём-увидим во что это выльется. С Тарасовым мы разделались по-кавалерийски. Но за взводным притопал как туча Богуш и железным тоном, не принимающим возражений, велел сворачивать стриптиз и в следующий раз думать перед тем, как разногишаться. Этого пушкой не прошибёшь. Мы напряглись. Сейчас задавит. Предчувствие не обмануло нас, придётся капитулировать.
— Солдаты вокруг, — гаркнул он. — А вы стриптиз устроили. Одеться немедленно.
Мы закрутили головами. — Где? Оказывается, они опять запёрлись на деревья, вышки и кругом, откуда можно было нас разглядеть. — Чёрт, что за дикость, — кипишевали мы почти озверев. — Из чего складывается наша жизнь, из одной мужской дури, не справедливо.
— Мужики! Понятно? — Возразил Богуш, поддерживая рукой Маринку в её попытке попасть в брюки. — Шею не сломай.
«Истинный, блин, джентльмен!» Не в силах спрятать досаду Маринка старалась не смотреть на него.
— Она моя, — тут же огрызнулась не сдержавшись. Но усердно скрывая тоску и пустоту хозяйничавшую в ней. Почему мы живём так словно по черновику, надеясь на вторую попытку. Не досказываем, недолюбливаем, много мечтаем и занимаемся ерундой, а реальная жизнь пролетает мимо…
— Вот именно. — Уточнил курсовой. — Исходя из этого и беспокоиться должна. К тому же по уставу ты должна сказать…
Понятно, он далёк от её мыслей и желаний и абсолютно равнодушен к ней.
— Есть, товарищ майор! — Чеканит Марина.
— Отлично. Шагайте строиться.
— Пропади всё пропадом, — буркнула Вика. — Ей хотелось заткнуть уши и исчезнуть прямо сейчас. Тут. Вот бы было здорово. Пусть бы голову поломал. Как плохо что нет волшебников.
— Что такое? — развернулся всем корпусом майор.
— Есть! Строиться. — Отчеканила она.
— Вперёд. Надежда армии.
— Утопиться можно, и я сейчас прям так и сделаю, вон в той кадушке, — пробурчала Маринка, плетясь последней.
— Разговорчики. — Гаркнул над ухом неизвестно откуда вынырнувший Тарасов.
«Чтоб ты провалился», — вздрогнула она.
Вернулись за два дня до праздника, по поводу окончания курсантами пятикурсниками института и слушателями двух годичных курсов. А проще выпуск. Лучший из праздников. Все при параде, белые рубашки и парадная форма, а не камуфляж. Мы в юбках и форменных туфлях. На рукавах три птички — третий курс. Мы стоим коробками напротив трибун с начальством и гостями. Весь плац окружён народом и цветами. Детишки, улыбки и музыка. Бывшим пятикурсникам, теперь уже лейтенантам вручают дипломы. Последний проход и в небо взлетают монеты. На удачу. Дети бросаются подбирать их. Возбуждение зашкаливает. К выпускникам несутся с поздравлением родные. К нашей пятой, бурно обсуждающей расклад сегодняшнего дня, подходят один за одним, двое. Оба с цветами. Оба к Марине. Валера, это его выпуск и чуть позже слушатель. Он тоже уходит получив распределение. Курсы окончены. Не могли не подойти проститься. Маринка присоединяется к поздравлениям в их адрес, но отказывается от цветов. Оба вкладывают ей букеты в руки. Она чувствует себя не лучше мышей в мышеловке. Слушатель прощаясь, роняет, мол, с удовольствием пригласил бы её в ресторан, если б не Богуш.
