Тут встала Бернис.
— Если вы, ребята, хотите успеть на свой рейс, то нам следует приступить к открытию подарков.
Семья поднялась из-за стола, словно рой. Трой остался там, где сидел, пока комната не опустела, за исключением Кэм и Бернис. Кэм помогла маме Джастина убрать тарелки и прибраться на кухне.
— Мне так грустно, что вы уезжаете сегодня. Ты должна вернуться и снова нас навестить.
Камрин положила ладонь на руку Бернис.
— С удовольствием. Ещё раз спасибо за всё. Ваш дом прекрасен, и вы сделали день Хизер восхитительным.
Бернис кивнула и ушла в гостиную, откуда уже раздавались крики по поводу того, какие подарки следует открыть в первую очередь. Камрин опустила локти на столешницу и потёрла лоб.
Сейчас или никогда. Сказать ей, что он её любит, или наблюдать за тем, как она убегает. Бороться за счастье или жить в сожалении. На самом деле, выбора не было. Но Трой всё равно начал паниковать.
— У меня есть верное лекарство от головной боли.
Её голова вскинулась вверх.
— Я не знала, что ты всё ещё здесь.
— Заметно. Нам надо поговорить.
Она выпрямилась.
— Не сейчас, Трой.
— Как раз таки сейчас.
Покачав головой, она повернулась и направилась в сторону прихожей. Не позволяй ей сбежать. Не дай ей уйти. Он спрыгнул со стула и оказался на противоположной стороне комнаты раньше, чем она даже успела подойти к двери. Он рукой заслонил дверной проем, преграждая ей выход.
— Трой, отпусти меня.
Смешное заявление.
— Не могу. — Он разочарованно провёл свободной рукой по волосам. — Видишь ли, в этом есть огромная проблема. Я никак не могу отпустить тебя, Кэм.
— Камрин! — прокричала её мать из другой комнаты. — Иди сюда.
Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил её за руку.
— Выслушай меня. Список начался с моего желания показать тебе, как жить, как любить. Мне хотелось, чтобы ты тоже во всё это поверила. Ты слишком умная женщина, Кэм, чтобы не верить в существование любви. Я хотел показать тебе, что то, что сказал твой бывший, — неправда. — Он понимал, что говорит слишком быстро, понимал, что говорит как бессвязный придурок, но ей нужно было увидеть всю картину. — Но всё изменилось после того, как я тебя поцеловал. Тогда я это сделал не для того, чтобы ты поверила в любовь. А для того, чтобы ты в меня влюбилась.
Она раскрыла рот, смотря с сомнением и невинностью в округлившихся глазах. Неужели никто раньше не говорил ей, что любит её?
— Сработало, Кэм? Ты в меня влюбилась?
— Камрин! — На сей раз приказ прозвучал от Наны.
Боже, они могут заткнуться хоть раз? Всего лишь один единственный раз?
— Она будет через чёртову минуту, — прокричал он, проводя руками по лицу.
— Трой? — пропищала она. Неверяще. Потрясённо.
Чёрт. Он всё делает не так. Она всё делает не так.
— А что, если это было не ради притворства?
Кэм уставилась на него, её красивые карие глаза умоляли его прекратить. Её рот дрогнул, приоткрывшись, вероятно, чтобы сказать ему «нет».
Он перебил её:
— Пойдём со мной.
Она моргнула.
— Извини?
— Пойдём со мной. На свидание. Не только здесь, но и по-настоящему.
Она сглотнула. На лице промелькнула искра надежды.
— Ты сумасшедший.
Его руки упёрлись в бедра.
— Да, но на этой неделе и ты была такой же. Мы оба. Это безумие. Мы безумны. Но это кажется правильным. Я хочу тебя, Кэм. Не просто притвориться на неделю, а намного дольше. Сделать это реальным и…
— Я не могу в это поверить! — Они обернулись и увидели Фишера, стоящего с другой стороны дверного проёма. — Вы издеваетесь? — рявкнул Фишер, вопрос был явно риторическим. — Вы лгали? Всё это было чёртовой ложью!
— Что здесь происходит?
Но прежде чем Трой успел открыть рот или заехать кулаком по лицу своего лучшего друга, на кухню прорвался весь клан.
— Почему все кричат? — потребовала её мать.
— Они лгали, — прокричал Фишер. — Они не встречаются. Они всё это, блин, сочинили.
Все как по команде повернулись и уставились на них.
— Это правда, Камрин? — спросил отец.
Глаза Камрин закрылись. Он видел, как она боролась за самообладание, мечтая о суперсиле. И его желудок свело, когда он распознал на её лице стыд.
— Ответь ему! — потребовал Фишер. — Расскажи им, что всё это было шуткой. Ты думала, это смешно?
Трой шагнул вперёд, чтобы сделать что-нибудь, — он и сам не знал, что именно, — но Камрин остановила его на полушаге.
— Нет, — сказала она мягко. Тоном, не допускающим дальнейших возражений. Она направила свой взгляд на него, словно отвечая на его предыдущее объяснение. Он не мог сказать точно, на что она отвечала. «Нет» на вопрос Фишера, или «нет» ему. Всё, что он знал: его кровь перестала циркулировать, и холод, с которым он так отчаянно боролся, вернулся.
Откашлявшись, она повысила голос:
— Это не должно было стать шуткой. Но это правда. Мы лгали. Я лгала, — поправилась она. — А Трой был достаточно милым, чтобы на это согласиться. Мы не встречаемся. Никогда не встречались. — Она обвела взглядом всю кухню, оглядев свою семью, одного за другим. — Я попросила его сделать это, потому что… — Она замолчала, её взгляд стал отчуждённым. — Теперь неважно почему. Я сожалею. Не вините его. Это всё я виновата. Как и во всём остальном.
В комнате повисла тишина на целых пять секунд, а затем Нана рассмеялась:
— Я же вам говорила! Я говорила вам, что он бы никогда не стал с ней встречаться.
Тишина. Шок. А затем на кухне начался хаос. Все кричали, размахивая руками, их истинный сербский характер прорезал воздух, подобно жаре в Каролине.
Поверить не могу!
Но они целовались!
А где настоящий парень?
Она, вероятно, и о нём тоже солгала!
Трой наблюдал за реакцией Камрин. Её остекленевшие глаза сосредоточились на столешнице перед собой. Её руки ухватились за гранит с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Словно попавшие в эпицентр урагана, они стояли там, пока всё вокруг них кружилось и улетало в загробный мир.
Кэм сказала семье, что всё это было ложью. И она так и не ответила, когда он признался в своих чувствах. Всё, на что он когда-либо надеялся, — уничтожено. Всё, чего он когда-либо хотел за всю свою жизнь, — это любовь. Чтобы кто-то его любил, ибо его не любил никто и никогда.
Возможно, она была права, в конце концов. Истинной любви не существует. Это лишь его бесплотная мечта, созданная им, чтобы выжить.
На её глаза навернулись слёзы и скатились по щекам.
— Это была ошибка, — прошептала она сквозь анархию, вероятно, лишь для себя.
