«Кто она? Что ей от меня надо?» — проплыло в сознании Розы.
Из сна она вышла так же внезапно. Женщина снова ожила, энергично продвигаясь к группе людей, сгрудившихся возле стола. Вот ее изящные руки протянулись вперед, как бы образовав голубую беседку над бледным изваянием, в которое превратилась Рэйчел.
И тут Роза в ужасе услышала, как изваяние выкрикнуло одно единственное слово:
— Мама!
Открыв входную дверь, Брайан сразу же увидел Рэйчел. Свернувшись калачиком, она сидела возле камина на своем любимом стуле. От неожиданно нахлынувшей радости он замер на пороге, продолжая придерживать рукой дверь.
— Рэйчел!
Сердце гулко заколотилось в груди. «Неужели возможно, — подумал он, — что она все-таки вернулась? И ждет меня?»
Рэйчел перехватила его взгляд и улыбнулась. Лицо ее, однако, было таким грустным, что он нисколько не удивился, заметив в больших голубых глазах слезы.
Вспыхнувшая было радость сразу же начала улетучиваться, а внутри противно заныло:
«А что, если Рэйчел пришла совсем не за этим. Господи! Вдруг она просто хочет поставить точку? Сказать, что между нами все кончено — навсегда? Как я смогу перенести это? Даже за несколько дней разлуки я понял, что не могу без нее жить. Она мне просто необходима».
— Привет, Брайан!
Прозвучавшие в тишине комнаты слова, казалось, оторвали его наконец от порога, от ручки двери, за которую он все еще держался. Брайан приблизился — медленно, не отрывая взгляда от Рэйчел. Ему вдруг представилось, что он фотограф, много часов потративший в поисках наилучшей точки для съемки с идеальным освещением, где вместе с тем было бы достаточно тени, чтобы портрет свернувшейся на стуле женщины не вышел чересчур резким, а сохранил все сочное богатство тонов и полутонов — розовых, золотых, зеленых…
И все это, он теперь понимал, ему предстоит потерять!
У него было такое чувство, будто кто-то дотронулся до его сердца холодным пальцем.
Пожалуй, никогда раньше она не казалась ему такой юной. И такой прекрасной! Девочка-подросток — в джинсах и одной из его старых ковбоек; ноги босые, колени обхвачены руками и прижаты к груди. Темно-золотистые блестящие волосы (похоже, она только что вымыла голову) свободной волной разметались по плечам — кончики волос еще влажные.
До чего же, в сущности, подумал он, она беззащитна за этим фасадом нарочитой твердости. Он-то всегда ожидал от нее проявления одной только силы, постоянной способности совладать с любыми трудностями. Может, его злость на самом деле вызывалась разочарованием в том, что она, казалось, прекрасно без него обходится? Как часто ему хотелось схватить ее в охапку, чтобы защитить беспомощную маленькую девочку, которая наверняка — он подозревал это — скрывалась там, внутри, а теперь вышла из своего подполья. Защитить так же, как раньше он защищал Розу.
Ах, если бы можно было сейчас хотя бы дотронуться до Рэйчел, прижать к себе — но что-то мешало ему. Словно она настолько хрупка, что от одного его прикосновения рассыплется на куски или, хуже того, исчезнет, спрятавшись опять в свою раковину.
Нет уж, лучше пусть она сама определит время и место для того, чтобы сказать ему то, ради чего она сюда пришла. Ему же не следует форсировать события.
— Все кончено, — произнесла между тем Рэйчел.
Кровь замерзла у него в жилах при этих словах.
Но вот она слегка улыбнулась.
И тут до Брайана дошло: «Господи, да это же она о суде!»
Он не видел ее со вчерашнего дня. С этой невероятной сцены: все бросаются к Рэйчел, обступают — один он остается в стороне, отрезанный от нее, хотя единственным желанием его в этот момент было кинуться к Рэйчел, сжать ее в своих объятиях и поскорей унести домой, где она окажется в полной безопасности и они наконец смогут начать все сначала. Но тогда что-то его остановило. Этим «что-то» был страх: а вдруг она воспротивится? И еще, хотя это уж совсем глупо, он ощутил злость. Да ведь это же ей надо сделать первый шаг к примирению — не ему! Она причинила ему боль, а не он ей. Она ушла от него, а не он от нее, оставив лишь прижатую магнитом на холодильнике короткую записку.
Теперь же, когда суд окончен, у нее появилось время все обдумать и, по-видимому, прийти к выводу, что все безнадежно — им пора расстаться.
— Сегодня утром была встреча адвокатов, — продолжала Рэйчел. — И Сосидо передали, что согласны на мировую.
Сидя на диване против Рэйчел, Брайан почувствовал такое же напряжение в руках, как бывало в армии, когда ему приходилось открывать старинный швейцарский складной нож. По телу пошел озноб.
Усилием воли он, однако, заставил себя внимательно вслушаться в то, что говорит Рэйчел.
Да, конечно, он рад, что суд завершился. Но его это не удивляет после того, что случилось вчера. Этот подонок Слоан! Почему, интересно, Рэйчел никогда не упоминала, что этот человек имеет на нее зуб?
— Но что-то у тебя вид не слишком радостный, — сказал Брайан.
Рэйчел пристально посмотрела на акварель, висящую над каминной полкой: гигантские морские черепахи плывут под водой. Брайан вспомнил, где Рэйчел разыскала эту картину — в маленькой галерее на Гроув-стрит. Увидела и сразу влюбилась. «Ты разве не чувствуешь, что это за чудо? Только посмотри, как они грациозны там, в море! А на земле это ведь сама неуклюжесть…»
В чем-то Рэйчел сама напоминает этих черепах, подумал Брайан. Ее движения уверены и мощны, стоит ей очутиться в привычных, хотя и опасных водах, где другие люди легко могли бы пойти ко дну. Она, не колеблясь, спасает чужие жизни, если надо, рискуя при этом своей. Но как она мечется, куда девается ее уверенность, когда требуется открыть перед посторонними людьми свое сердце. Когда надо довериться кому-то, даже ему!
— Они приняли новые условия страховой компании, — произнесла она после паузы. — А это значительно меньшая сумма, чем мы предлагали вначале. По существу, просто символическая. И знаешь… Сосидо… они так были благодарны даже за эту малость — так рады, что им вообще хоть что-то перепало… Боже, Брайан, все это выглядело так жалко.
— Ты тут ни при чем, — пытался успокоить ее Брайан. — И твоей вины во всем этом нет.
— Судить, кто виноват или не виноват, — она пожала плечами, — в таком положении я бы не взялась. Да, не думаю, что я действительно виновата в том, что случилось с Альмой. Но я дала распоряжение банку, куда отец положил деньги на мое имя, перевести часть семье Сосидо. Не потому, что я им что-то должна, но потому, что мне так хочется. Ради ребенка, сына Альмы.
