Вода снова остыла, и, посмотрев на часы, Дженет внезапно осознала, что в любую минуту может вернуться Стив.
Схватив с вешалки толстое банное полотенце, она быстро вытерла руки, накинула его на плечи и завернулась, как в саронг. Завязав его на талии, Дженет затем взяла маленькое ручное полотенце и обернула его вокруг головы, словно тюрбан.
Открыв шкафчик, находящийся под умывальником, она достала большую пластмассовую бутылку детского лосьона и, щедро плеснув на ладонь, принялась растирать руки и плечи. Тяжелое полотенце скользнуло на пол.
Протерев рукой запотевшее зеркало над раковиной, она повернулась, чтобы посмотреть на себя в профиль, и провела рукой по телу от груди к бедрам. Потом, подняв с пола полотенце, стала вытирать ноги.
Покончив с этим, Дженет бросила полотенце на табурет и, достав из эмалированной кружки зубную щетку, стала чистить зубы. И только когда Дженет вновь взялась за полотенце, чтобы вытереть лицо, она увидела это.
В первый момент она решила, что ей показалось.
На светлой поверхности полотенца виднелся ярко-красный след, узкий и длинный, как сабельный шрам.
Сердце у нее оборвалось. В тот же миг кровь ударила ей в голову, молотом застучала в висках. Дженет принялась скрести пятно, пытаясь его уничтожить, но оно упрямо расползалось, пропитывая насквозь толстую ткань.
Поставив ногу на табурет, Дженет стала лихорадочно водить по ней руками в поисках пореза от бритвы, который обязательно должен был там быть! Затем она схватилась за вторую ногу, отчаянно желая ощутить под пальцами кровь. Дженет даже мысленно поклялась, что если это случится, то она больше никогда ни о чем не попросит, напротив, обещает в будущем полную покорность Богу.
Но она уже знала, что все кончено. Знала точно.
В конце концов она опустила ногу на пол и замерла, парализованная страхом. К горлу подступила тошнота. С трудом подняв руку, словно налившуюся свинцом, Дженет положила ее на живот — она даже сейчас боялась, что эта тошнота повредит будущему ребенку.
Полотенце валялось у ее ног. Нагнувшись, Дженет подняла его, поднесла к лицу и поцеловала, потом, глядя прямо перед собой, сжала его в руке и просунула между ног.
Она выждала минуту или больше, а затем осторожно вытащила вверх. Все было в крови. Упав на пол, Дженет забилась в конвульсиях, отчаянно хватаясь за живот, словно пыталась удержать ребенка в своем теле.
Нет! Боже всемогущий, нет!
* * *
Она помнит каждый миг своей беременности, помнит радость, которую испытывала от сознания того, что скоро станет матерью. С того момента, когда Дженет впервые сделала тест на беременность, сидя на краю ванны и наблюдая за тем, как полоска индикатора становится розовой, она думала только о ребенке.
Когда они решили завести ребенка, их отношения с Майком перешли в новую фазу. Из этого решения создать новую жизнь, которая станет частичкой их обоих, родилась новая близость. А когда Дженет сообщила ему, что все получилось, она почувствовала, может быть, в первый и последний раз, — он ее любит. Действительно ее любит.
Она постаралась как можно скорее всех оповестить, желая, чтобы ее поздравляли и даже — к чему скрывать? — чтобы ей завидовали. Она почти сразу стала носить одежду для беременных, хотя в этом и не было необходимости, Дженет хотела, чтобы каждый встречный знал, как ей повезло.
Неподалеку от ее работы находился магазин одежды для новорожденных, и вот каждый вечер она останавливалась у витрины и с глупой улыбкой рассматривала крошечные платьица и ползунки, на первых порах поражаясь их размерам. Прямо в центре витрины висело замечательное белое платье с бледно-розовой каймой, рукава которого были рассчитаны на ручки толщиной не более пятидесятипенсовой монеты. Однажды вечером Дженет, не в силах преодолеть искушение, купила это платье. Оно так и лежит сейчас, завернутое в белую оберточную бумагу, на дне ящика ее туалетного столика.
Первый звоночек прозвенел, когда Дженет была на работе. Устав, она зашла в комнату для леди и, сидя на толчке, предалась мечтаниям. Неожиданно дверь туалета распахнулась, и Дженет позвали к управляющему. Поднявшись, Дженет увидела в унитазе кровь — всего-навсего две красные капли, скользнувшие по белому фаянсу в воду.
Врач сказал, чтобы она не беспокоилась, такое бывает, но тем не менее послал на обследование. Дженет сразу же позвонила Майку. Тот с готовностью вызвался встретить ее в больнице, но в его голосе звучала тревога.
Врач мог и не говорить, что сердцебиение не прослушивается — Дженет сразу все поняла по его лицу, когда он стал нервно водить датчиком по ее животу. Нервно сглотнув — звук громом прозвучал в ее ушах, — он обронил: «Мне очень жаль». Больше ничего и не требовалось — было ясно, что ребенок мертв. Майк уткнулся лицом в ее живот, слезы текли по темным волосам, и Дженет, гладя мужа по голове, долго его утешала.
Она впала в какое-то оцепенение, не в силах остановить слезы. Повсюду текла обычная, нормальная жизнь, люди на улице не обращали внимания на ее боль и понятия не имели о мертвом ребенке, которого она носила под сердцем. «Как теперь жить?» — спрашивала себя Дженет, желая завизжать, желая стереть улыбки с лиц прохожих, заглушить их смех.
Дома она впала в прострацию. Майк на руках пронес ее в спальню. Положив Дженет на кровать, он раздел ее, и она тут же свернулась на постели калачиком. Проснувшись, Дженет на долю секунды сумела убедить себя в том, что случившееся — лишь страшный сон, но в реальности все так и было. Из-за стены слышался голос Майка, он по телефону из гостиной извещал о происшедшем родственников и друзей. Боже, лучше бы он никому ничего не рассказывал! Как теперь она сможет смотреть людям в глаза?
Природе понадобилось несколько дней, чтобы очистить матку Дженет. Боль была нестерпимой. Дженет надеялась, что все произойдет быстро, и была не готова к длительной агонии, но ребенок и после смерти не давал ей забыть о своем коротком существовании.
Четыре дня она не мылась и не переодевалась, пока наконец не собралась принять ванну. Дженет уже вылезала из воды, когда вдруг на поверхности обнаружила какой-то странный предмет. Он то и дело выскальзывал у нее из рук… Она долго стояла и смотрела на то, что для нее было ребенком с ножками, ручками, головой. Наконец, открыв кран, она опустила зародыш в воду, и его унесло в канализацию.
Ни о чем в своей жизни она потом так не сожалела.
Многие годы после этого ее мучили кошмары. Это были ужасные, чудовищные сны, в которых Дженет вновь и вновь спускала своего ребенка в канализацию, а потом он возвращался к ней по трубе — беспомощный, одинокий, покинутый. Иногда — и это было самое страшное — он даже звал ее «ма-ма!», «ма-ма!», и этот жалобный звук разбивал ей сердце.
