бить каждый день, чтобы знал, что и кому говорить. Мне не стыдно, — отвечая, воинственно поднимаю подбородок. Каван отворачивается обратно к дороге.
Прокручиваю в голове то, что случилось и осознаю, что сама ударила человека, чтобы защитить Кавана, а ему этого не позволила по отношению ко мне. Господи, это же так… странно и смешно.
Когда мы входим в квартиру Кавана, я уже больше не могу сдерживаться и хохочу, прислоняясь к стене. Каван улыбается и тоже смеётся. Мы просто стоим в темноте и смеёмся, как два идиота.
Не знаю, что это такое, но мне становится лучше.
— Прости, это было ужасное свидание, — говорит Каван.
— Это не так. Просто немного необычное. Мы же не будем его повторять, да?
— Нет, с меня хватит. У меня задница затекла.
— У меня тоже.
— Старик рядом со мной храпел весь второй акт.
— Женщина сбоку от меня постоянно хватала мою ногу, словно это спасательная шлюпка.
Мы снова смеёмся. Я чувствую облегчение, оттого что ничего плохого не случилось. Всё наладилось вот так просто. Нужен был один придурок, который напал на меня, чтобы ударить его в пах и разрядить обстановку. Теперь я понимаю, зачем Каван дерётся.
Мне стало куда лучше. Напряжение спало.
— Что ж, тогда я желаю тебе доброй ночи, Таллия.
— Но я не хочу спать. А ты устал?
— Нет.
— Тогда, может быть, чем-нибудь займёмся вместе? К примеру, я бы поела клубники. А ты? — спрашиваю, с надеждой глядя на Кавана.
Он секунду думает над моим предложением, а потом кивает.
— Только больше не отпускай мою руку. Без тебя мне страшно, — прошу я.
— Не отпущу.
Каван протягивает мне руку, и я хватаюсь за неё. Улыбаясь ему, позволяю себя вести в столовую. Теперь нужно найти подходящее время, чтобы поцеловать его. Я смогу.
Таллия
Наблюдаю за Каваном, достающим хлеб, нарезку индейки, помидоры и соус.
— Я голоден, как собака, — он извиняюще улыбается мне и протягивает тарелку с клубникой.
Натягиваю ему улыбку, коря себя за то, что не подумала об этом.
Каван на моей памяти, вообще, не ел при мне. Вероятно, он что-то перекусил, пока я собиралась на балет, но я не почувствовала запаха пищи. И мне очень жаль, что ему пришлось страдать.
— Ешь столько, сколько хочешь. Не хочу, чтобы ты себя ограничивал из-за меня, — отвечаю я.
Он ставит сковородку на плиту и быстро обжаривает хлеб, попутно нарезая продукты. Я с интересом наблюдаю за ним. Мне казалось, что он ест только дорогие и изысканные продукты, а не обычный сэндвич, в духе Ала.
Каван протягивает мне бокал воды, и я принимаю его. Он развязывает бабочку и бросает её в сторону, за ней летит пиджак.
Вся одежда валяется на полу, а я наблюдаю за тем, как Каван закатывает рукава рубашки, обнажая сильные запястья. Он расстёгивает пару пуговиц, отчего у меня сушит во рту. Я делаю пару глотков воды и отставляю бокал.
Аромат еды начинает распространяться по кухне, и я бросаю в рот маленькую ягодку клубники, чтобы затушить пожар голода.
Но ни черта не помогает. Я безумно голодная, и мне очень жарко.
Но явно это не из-за пищевого голода. Со мной что-то не так, и я это знаю.
Каван издаёт невероятно низкий и сексуальный стон, когда кусает сэндвич и жуёт его. Мне становится ещё жарче. Всё моё тело покрывается потом, и я ёрзаю, сидя на высоком стуле и чувствуя дискомфорт между бёдер.
— Хочешь попробовать? — предлагает он и падает на стул рядом со мной. Каван абсолютно не замечает того, что я пялюсь на его губы, которые он облизывает, а не на чёртов сэндвич. Но если я соглашусь, то Каван приблизится ко мне, и я смогу его поцеловать.
— Если ты не против, — шепчу я.
Он улыбается и тянется ко мне. Сэндвич оказывается у моих губ, но я рассчитывала на другое, на то, что Каван будет здесь, а не хлеб.
Хотя от сэндвича потрясающе пахнет. Я откусываю совсем чуть-чуть, какие-то крошки и глотаю.
— Вкусно, — говорю я. Он улыбается мне и кивает.
— Да, я обожаю такую еду. Чем больше соуса, тем лучше.
Каван увлечён больше сэндвичем, чем мной, и это печалит. Я уже не знаю, как ему дать понять, чтобы он меня поцеловал. В моей голове все мысли только об этом. Решаюсь положить руку ему на бедро, отчего Каван не пережёвывая, глотает большой кусок и недоумённо смотрит на меня. У него такое упругое бедро, словно это одна стальная мышца. Чёрт, а какой жар исходит от его кожи.
— Что-то не так? — спрашивает он.
— Нет, всё в порядке. Спина немного устала, я облокотилась на тебя, — нахожусь я.
— Можем перейти на диван, — предлагает Каван.
— Нет! — выкрикиваю я. — Нет, мне комфортно так. И у тебя крошка на губе.
Хотя нет там никаких крошек, но я тянусь к нему и взмахиваю рукой, чтобы добраться до его лица, как задеваю бокал с водой.
Взвизгивая, вскакиваю со стула, а часть моего платья оказывается мокрой. Бокал падает на пол и разбивается.
— Чёрт, прости. Я такая неуклюжая, — хнычу, опускаясь на колени, и собираю осколки.
— Подожди, ты поранишься. Таллия!
— Ай, — вскрикиваю и вижу, что у меня на пальце блестит кровь.
Я ненавижу себя. Хочется расплакаться от неудачи. Каван опускается ко мне с полотенцем в руках и накрывает им все осколки. Он переворачивает мою руку, и осколки падают, а затем подхватывает мою ладонь, и его губы внезапно обхватывают мой палец с кровью.
Меня бросает в жар. Каван слизывает кровь и посасывает мой палец. Внизу живота всё скручивает, и меня словно ударяет током. Я быстро облизываю губы.
— Мне жаль, что я испортила платье. Правда, я не хотела. Я… прости меня, — виновато шепчу. Каван выпускает мой палец изо рта и мягко улыбается мне.
— Ничего страшного. Это всего лишь тряпка. Ты поранилась.
Никогда не бросайся собирать осколки голыми руками, Таллия.
— Да, я…
— Мне не нравится, когда тебе больно. — Каван придвигается ближе ко мне.
— Мне тоже не нравится, когда тебе больно, — выдыхаю я.
Контакт наших глаз становится чем-то сильным и разрушительным для меня. Моё
