Сможешь ли ты простить меня? В этом мире, который я так мало понимал, судьба настигает нас тогда, когда мы меньше всего этого ждем.
Иногда она настигает нас как ураган, иногда приходит легким ветерком, едва овевающим кожу. Но мы не можем бороться с судьбой – наше будущее полностью в ее власти. Тебя, моя дорогая, принес неожиданный порыв ветра, против которого я не смог устоять. Ты – моя судьба, Тереза.
Я был не прав, во всем не прав, и я молю тебя о прощении. Я, словно предусмотрительный путешественник, пытался защититься от этого ветра, и в результате потерял свою душу. Каким же я был дураком, когда пытался спрятаться от судьбы! Но у этого дурака все же есть чувства, и я пришел к пониманию, что у меня нет в этой жизни ничего важнее тебя.
Я знаю: у меня много недостатков. За последние несколько месяцев я совершил столько ошибок, сколько иной не совершает за всю жизнь. Я был не прав, скрывая от тебя свою тоску по Кэтрин, и страшно корю себя за то, что обрушился на тебя с обвинениями, обнаружив свои письма к ней. Я не смог догнать тебя тогда на дороге и потом, в аэропорту. Глядя, как ты садишься в самолет, я понял, что не имел права отпустить тебя. Но самым глупым было отрицать очевидное: я не могу жить без тебя, моя дорогая Тереза.
Ты права во всем. Когда мы говорили с тобой у меня на кухне, я прекрасно осознавал твою правоту, хотя и пытался возражать тебе. Я все время оглядывался назад и боялся смотреть в будущее. Я был не прав, когда спорил с тобой, и сожалею, что не понял этого раньше.
Но теперь мой взгляд устремлен только вперед, в будущее, и там я вижу твое лицо и слышу твой голос. Теперь я знаю: мой путь лежит к тебе. Самое сокровенное мое желание – получить еще один шанс. Я думаю, ты уже догадалась, что я отправил это послание в бутылке в надежде на чудо. Ты простишь меня, и мы опять будем вместе.
В течение нескольких дней после твоего отъезда я думал, что смогу жить, как жил раньше. Но у меня ничего не получалось. Я смотрел на заходящее солнце и думал о тебе. Меня все время тянуло позвонить тебе. Когда я выходил на яхте в океан, я все время думал только о тебе и вспоминал, как хорошо нам было вместе. Я хотел вернуть тебя – больше всего на свете! – но у меня в ушах все время звучали твои слова, сказанные во время нашей последней встречи. Как бы сильно я ни любил тебя, я понимал: мы оба должны быть уверены в том, что я принадлежу только тебе. Эта мысль постоянно тревожила меня, пока вчера ночью мне вдруг не пришел ответ. Надеюсь, для тебя это так же важно, как и для меня.
Мне приснилось, что я стою на пляже вместе с Кэтрин – в том самом месте, куда мы вышли с тобой после ленча в ресторане «У Хэнка». Ярко светило солнце, песок искрился словно алмазный под его слепящими лучами. Мы шли по берегу, и я рассказывал Кэтрин о тебе, о том, как нам хорошо вместе, а она внимательно слушала. Наконец, после некоторого колебания, я признался ей, что люблю тебя, но меня мучает чувство вины перед нею. Она долго молчала, просто шла рядом, а потом повернулась ко мне и спросила:
«Почему?»
«Потому что не хочу обидеть тебя».
Услышав ответ, она улыбнулась немного удивленно – она и раньше так улыбалась, когда была жива, – а потом прикоснулась рукой к моей щеке и сказала: «О, Гаррет, как ты думаешь: кто принес ей тогда бутылку с письмом?..»
Тереза оторвала взгляд от письма. На кухне тихо гудел холодильник, а в голове у нее стучали слова: «Как ты думаешь: кто принес ей тогда бутылку с письмом?»
Откинувшись на спинку стула, она закрыла глаза, пытаясь удержать подступившие слезы.
– Гаррет, – прошептала она, – Гаррет…
За окном проезжали автомобили. Она снова взяла письмо.
… Когда я проснулся, меня охватило чувство пустоты и одиночества. Сон не принес утешения. Мне стало еще больнее от того, что я натворил, и я заплакал. Когда я наконец успокоился, я уже знал, что надо делать. Дрожащими руками я написал два письма: одно ты держишь сейчас в руках, второе – прощальное – предназначалось Кэтрин. Сегодня я выйду на «Случайности» в океан и отправлю его так же, как все предыдущие. Кэтрин отпустила меня, но дело не только в том, что она сказала; я сам всем своим существом хочу принадлежать только тебе.
Тереза, прости меня за всю ту боль, что я причинил тебе. На следующей неделе я приеду в Бостон и надеюсь, ты сможешь простить меня. Хотя, может быть, я опоздал. Не знаю.
Тереза, я люблю тебя и всегда буду любить. Я устал от одиночества. Когда я вижу, как на пляже резвятся и смеются дети, мне хочется иметь детей от тебя. Я хочу видеть, как растет и становится мужчиной Кевин. Я хочу держать тебя за руку, когда он приведет невесту, и хочу поцеловать тебя, когда сбудутся все его мечты. Я перееду в Бостон, если ты этого хочешь, потому что жизнь без тебя – не жизнь. Я молю Бога, чтобы ты простила меня и снова пустила в свою жизнь. Теперь уже навсегда.
Гаррет.
Сгущались сумерки, небо быстро темнело. Она перечитала это письмо уже тысячу раз, и все равно оно разбудило в ней те же чувства, что и при первом прочтении.
Сидя на песке, она попыталась представить, как Гаррет писал это письмо. Она водила пальцем по строчкам, зная, что их касалась его рука. Глотая слезы, она долго изучала письмо, как делала всякий раз, прочитав его. В некоторых местах были кляксы – должно быть, ручка немного подтекала. Письмо было написано на одном дыхании, шесть слов были зачеркну ты, и Тереза долго вглядывалась в них, пытаясь разобрать зачеркнутые слова, но безуспешно. Этот секрет, как и все, что произошло с ним в последний день, он унес с собой. Последние строчки были неразборчивыми – должно быть, у него устала рука. Тереза снова скрутила письмо, завязала его бечевкой, засунула в бутылку и поставила рядом с сумкой на песок. Дома она поставит эту бутылку на ее законное место на письменном столе. По ночам, засыпая, Тереза всегда смотрела, как она поблескивает в отсветах фар проезжающих автомобилей.
Она вытащила фотографии, которые подарил ей Джеб. Вернувшись тогда в Бостон, она долго перебирала их дрожащими руками, потом засунула в ящик и больше никогда не пересматривала.
Но сейчас она пересмотрела их все до одной и остановилась на снимке, сделанном на веранде дома Гаррета. Положив его на колени, она вспоминала Гаррета – как он выглядел и как двигался, его улыбку, морщинки в уголках глаз. Может быть, завтра она сходит в мастерскую и попросит сделать с нее копию восемь на десять дюймов, а потом заключит в рамку и поставит на ночном столике, как когда-то Гаррет фотографию Кэтрин. Тереза печально улыбнулась: нет, это выше ее сил. Фотографии опять лягут в ящик рядом с носками и жемчужными сережками, которые подарила ей бабушка. Ей было бы слишком больно каждый день видеть его лицо.
