Единственным, что скрашивало горечь одиночества, были экзотические закуски. Побродив по территории и не найдя ни воды, ни соков, Вика махнула рукой на опасность и начала запивать все вином и шампанским. Она даже попробовала коньяк, но он оказался отвратительным на вкус и вонял чем-то знакомым и неприятным.
Она уже была основательно пьяна, когда в поле ее зрения возникла Маринка:
– Ну куда ты пропала? Мы с Митей уже даже кусты облазили, а ты тут торчишь.
– С Митей? – попыталась слабо удивиться разомлевшая Вика. Жизнь, обильно политая шампанским и сдобренная воздушными пирожными, перестала казаться горькой и беспросветной. – Его же днем как-то по-другому звали.
Она попыталась навести резкость на возвышавшегося над Маринкой кавалера, но фокус никак не совмещался с физиономией неизвестного героя, поэтому Вика переключилась на другую тему:
– Почему вы искали меня в кустах, а не начали с более приличных мест?
– Например? Со спальни хозяина? – буркнула Маринка, пытаясь поднять размякшую Вику с резной лавочки, на которой та пировала.
– У нас с тобой разные представления о приличных местах, – устало вздохнула Вика, с удивлением констатировав, что уже в который раз промахивается мимо тарелки с тарталетками. – Надо же, как мелко настругали, не зацепить.
– Пить меньше надо, – рассердилась Марина. – Ты жрать сюда приехала или что?
– «Или что» у меня не получилось. Все «или что» оказались разобраны, поэтому пришлось жрать. Вот.
Она вдруг зевнула и начала заваливаться набок.
– Дима, Дима, лови ее, – всполошилась Маринка. – Э, маманя, ты что это?
– Отвалите. – Вике было совершенно все равно, что про нее подумают. Спать хотелось дико, глаза слипались, а земля раскачивалась, норовя вообще обломиться, как кусок старой штукатурки, и улететь куда-то вниз.
– Я ее не понесу, – сурово произнес недовольный баритон. – Почему бы тебе не подружиться с какой-нибудь дюймовочкой, которую можно без проблем перетаскивать с места на место, когда она напьется?
– А почему бы тебе не заткнуться? – раздраженно протянула Бульбенко, разглядывая сладко жмурившуюся Вику.
– Я говорю дельные вещи.
– Да, очень дельные. Подруги не мебель, чтобы их перетаскивать. К тому же я не очень понимаю, почему это тебе вдруг захотелось их носить?
– Мне? Замечательно! Ты забыла, с чего мы начали? Я не хочу никуда волочь эту девицу. Она слишком… слишком…
Вика бдительно приоткрыла глаза, очертив на лбу грозную складку.
– …слишком крупная. К тому же она проснулась, пусть идет сама. Я не грузчик.
– А я не пианино, – промычала Вика.
– Да уж. Ты, Муравьева, рояль! – Маринка подлезла ей под мышку и попыталась поднять. – Давай, шевели ногами, горе мое. Я с тобой грыжу наживу! Дима, что ты уставился? Подопри ее с другой стороны!
– Чем? – индифферентно поинтересовался кавалер, явно тянувший время и не желавший возиться с внезапно развеселившейся незнакомой девицей.
– О, – простонала Маринка, – я от вас с ума сойду! Собой подопри, неужели не понятно?
– Я что – горбыль какой-нибудь? Я себя несколько иначе позиционирую, – доверительно поведал неизвестно кому недовольный Дима.
– Митя, ты всегда такой, или ты сейчас нарочно меня злишь? – прошипела Бульбенко, пытаясь через могучую Викину грудь испепелить напарника взглядом. – И почему она скособочилась в мою сторону? Мне тяжело!
– Не знаю, – подумав, флегматично заметил парень. – Может, она просто косая.
Каждая их реплика вызывала у Вики новый прилив хохота, и она норовила поджать ноги, видимо, чтобы упасть и посмеяться, катаясь по модно постриженному газону.
– Твоя подруга меня утомила, – пожаловался Дима. – Она трясет своей майкой прямо у меня перед носом. Я переживаю.
– Если ты переживаешь за нее, то зря. И трясет она не майкой. Я тебе потом покажу, что это, милый, – судя по тону, Маринка вспомнила, что познакомилась с парнем не просто так, и начала наводить мосты.
– Мы что, будем ее раздевать? – в голосе Мити послышалась некоторая заинтригованность.
– Нет, – рявкнула Маринка и добавила, смягчившись: – Будем, но не ее.
– Меня? – теперь его голос наполнился беспокойным волнением.
– Дима, я тебя не для того поила, чтобы ты мне сейчас нервы мотал. Дошел до кондиции и хватит.
– А зачем ты его поила? – вдруг заинтересовалась Вика, прокричав свой вопрос прямо в ухо Марине, отчего та едва не выронила подгулявшую подружку.
– Знаешь, есть такая поговорка: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке! Хочу знать, с кем имею дело!
– И как?
– Все чисто!
– Плохо, – погрустнела Вика.
– Почему? – теперь уже заинтересовался Дима, который не так уж и много выпил, но ясность его мыслей все же была затуманена элитным алкоголем.
– Потому что на уме мужчины должно что-то быть. Извилины там всякие. Совсем чисто только у имбецилов, и то я не уверена, надо посмотреть в энциклопедии. – Вика задумчиво засопела.
– Митенька, – неожиданно елейным голоском поинтересовалась Маринка. – А у нас есть деньги на такси?
– У вас? Не знаю. А что?
– У меня нет, – тут же вклинилась в беседу отчего-то погрустневшая Вика. Она сразу почувствовала, что отсутствие денег на такси сопряжено с какими-то проблемами, но никак не могла сориентироваться, с какими именно.
– А как же мы поедем домой? – терпеливо гнула свою линию Бульбенко.
– На машине, – Дима удивленно пожал плечами и развел руками, планируя подкрепить свою мысль какими-то жестами, но непредусмотрительно отпущенная им Вика немедленно повисла на Марине, отчего обе девицы с глухим стоном шмякнулись в траву.
– А ты тоже пьяная, – радостно констатировал Митя.
Злая и красная Маринка выкарабкалась из-под Вики.
– Ну вот, я платье травой замазала, – она чуть не плакала, разглядывая темную полосу на бедре.
– Я тебе новое куплю, – Дима тоже потрогал грязную полоску и добавил: – Два куплю или три.
Вика в полной прострации пялилась на звездное небо, отчего-то раскачивавшееся по широкой амплитуде. Рядом слышалась возня и звуки поцелуев.
– Мне холодно, – зачем-то сообщила она в темноту, хотя холодно ей не было. Было сыро.
– Дима, я домой хочу, – капризно хныкнула Маринка.
– Сейчас поедем, только машину найду, – совершенно трезвым голосом ответил парень и уплыл в темноту.
– Маринка-а, – позвала Вика.
– М-м.
– А что ты делаешь? – Вике хотелось поболтать о жизни, о судьбе, о вечных ценностях…
– Пудрюсь.
– Плюнь. В темноте промахнешься.
– Промахнусь, если в тебя плюну, а пуховкой мимо лица трудно промахнуться, – хмыкнула Марина.
– Слушай, а как мы поедем, если он пьяный?
