Мать не выносила, когда они ругались. А ругались братья часто – особенно с тех пор, как Вадька где-то занял денег и решил «делать бизнес», исходя из своих понятий.
Понятия у него были такие: снять шикарный офис в центре, нанять похожую на порнозвезду секретаршу, купить машину и напечатать визитки с золотым тиснением: «Вадим Игоревич Никольский, генеральный директор, оптовая торговля продуктами питания».
Все бы ничего, но продукты питания, закупленные Вадимом оптом у каких-то подозрительных полуподпольных поставщиков, гнили, а магазины не хотели принимать испорченный товар. Серега догадывался, что брат в долгах, как в шелках, но тот продолжал разъезжать на купленном в кредит мерседесе и рассказывать, что скоро все у него наладится и он съедет из этой дыры в собственные хоромы, освободив для семьи занимаемую им жилплощадь. Пока же он не мог выдать матери на хозяйство и сотни долларов – у него, мол, все капиталы «крутились в деле».
– Мама, а Вадим, вообще, где? Я его с выходных не видел, – медленно проговорил Сергей, уже понимая, что тот просто смылся от кредиторов и где-то прячется.
– Он сказал, что надо съездить в Одессу по делам, обещал вернуться через несколько дней, – глухо ответила мать.
Сергей присел рядом с матерью на табурет.
– Ну, дай бог, чтобы вернулся. А кто приходил-то? Рассказывай.
* * *
Кто приходил? Мария прекрасно помнила, кто.
На плите весело булькал борщ, оставалось бросить капусту. Мария Сергеевна никогда не кромсала овощи как попало: она аккуратно отрезала дольки, кружочки, брусочки – все, что полагалось по рецепту, и готовая еда всегда выглядела такой же аккуратной и правильной, как эти ее кружочки с брусочками. Капусту требовалось резать тоненько, и Мария старательно прокладывала острым ножом бороздки в сочном кочане.
В дверь позвонили. Мария вздрогнула и порезала палец, потекла кровь. Мария бросилась в ванную за перекисью, сполоснула рану, обработала, вернулась на кухню, нашла в аптечке пластырь и заклеила рану. Все это время звонок не смолкал, и в душе женщины стремительно нарастала тревога.
Она тихонько подошла к двери и посмотрела в глазок. На пороге стояли два амбала в черных куртках. Снова раздался звонок – прямо над ее ухом, затем незваные гости начали тарабанить в дверь, возможно, ногами: под мощными ударами молодцев она заходила ходуном.
– Кто там? – дрожащим голосом спросила Мария Сергеевна, догадываясь, что визит как-то связан с туманными делами ее старшего сына.
– Открывай, мать, мы к Вадику, – раздался голос, не предвещавший ничего хорошего.
– Его нет дома, – сообщила Мария, стараясь говорить как можно увереннее.
– А ты открой – мы проверим, – настаивал тот же голос – очевидно, принадлежавший главному. – Да ты не бойся, – решил он вдруг успокоить женщину. – Нам с ним лишь потолковать надо.
И для пущей убедительности еще пару раз двинул по хлипкой двери. С потолка посыпалась штукатурка. Мария вздохнула: придется открывать, а то выбьют к чертовой матери! Повернула ключ в замке.
– Входите. Но его все равно дома нет.
– А мы это сейчас узнаем – есть он или нет его, – миролюбиво сообщил главный. – Да не трусись ты. Мы ж не бандиты какие, а коллекторы.
Мария Сергеевна молча смотрела на коллекторов, ожидая, что они предпримут дальше.
– Цивилизованные люди, – счел нужным уточнить он. Показал глазами на дверь в соседнюю комнату своему подчиненному, и тот метнулся осматривать все помещения, заглядывая во все шкафы и под кровати. Даже обследовал на балконе ларь для овощей, хотя Вадик при всем желании туда бы не поместился.
Старший в это время хозяйским оком осматривал хоромы Марии Сергеевны, прикидывая, что можно в случае чего поиметь с семейки. Скоро затосковал: вся обстановка чохом не тянула и на десятую часть долга.
– Вот что, мать, – начал переговоры коллектор, опускаясь на стул в гостиной. – Вадим должен пятьдесят штук. Долларов. Оч-ч-чень серьезным людям. На связь уже неделю не выходит. Как объявится, ты ему передай, что терпение ихнее уже на исходе. Лады?
– Подождите, ведь у него все хорошо с бизнесом, он сам говорил, – торопливо заговорила Мария Сергеевна, чувствуя, как пылают щеки. – Он вернется – и все вам отдаст, если должен, Вадик никогда не обманывает!
– Откуда вернется? – встрепенулся вдруг младший сотрудник, который до сих пор молчал.
– Из… Красноярска, – почему-то соврала в последний момент Мария Сергеевна. И продолжила как можно убедительнее: – Он там по делам, к поставщикам поехал.
– И какие ж такие продукты питания есть в Красноярске, которых в нашей местности нет? – ехидно спросил старший, заинтересовавшись темой разговора.
– Красная икра, – уверенно ответила Мария Сергеевна, хотя сильно сомневалась, что этот деликатес производится именно там.
Гости тоже явно не были настолько сильны в географии пищевых поставок, чтобы опровергнуть прозвучавшее утверждение, так что смирились со сказанным. И даже смягчились:
– Ага, если он пригонит с десяток составов икорки – гляди, и с половиной долга рассчитается! – прокомментировал младший, и парни весело заржали, расслабившись. Тревога отпустила Марию, но лишь на мгновение, потому что старший вдруг посерьезнел, поднялся с кресла и подошел к ней вплотную:
– Если вернется – хорошо. А не вернется, придется тебе, мать, квартирку продавать, или еще где деньги искать. Долги возвращать надо. А кто за него сможет долги вернуть? Правильно, никто. Только семья. Ты ж его семья? – строго спросил.
– Семья, – согласилась Мария Сергеевна.
– Короче, десять дней сроку. Потом придем.
И они ушли пять часов назад.
Ужин был невеселым. Отсутствие Ани за столом всегда делало семейные трапезы какими-то неполноценными. Теперь, когда она была в больнице, большая светлая столовая казалась мрачной. Горничная расставила всюду вазы с розами: на каминной полке, обеденном столе, на стойке бара и даже на столике для напитков, но цветы добавляли скорее трагичности, чем праздничности.
Вера собиралась остаться на ночь в особняке – здесь ей отведена прекрасная мансарда, а ее ванная комната по площади чуть ли не больше ее квартирки, которую Вера все же любила. Когда родилась Анечка, Александр Петрович сразу предложил Вере переехать к ним – видно, чувствовал, что влияние тещи будет более благотворным, чем постоянно маячащий перед глазами дочки образ легкомысленной Лики. Правда, тогда у молодых дом был поменьше, но Вера отказалась не поэтому. Она нуждалась в только своем, личном пространстве. Просто часто приезжала, играла с Аней, учила ее цифрам и буквам. Приезжала – и любила ее, любила не только сердцем, но и разумом. По своей натуре Аня была мало похожа на маму, и, откровенно говоря, Веру это обстоятельство радовало.
