— Увидимся в церкви! — бросила Кэролайн и скользнула за дверь.
— Мне кажется, будущая свекровь имеет право навестить невесту перед брачной церемонией, не так ли? — непринужденно сказала Дэвина Баллетер с обаятельной улыбкой, которую ее сын унаследовал в полной мере. — Если не так, то я настаиваю на этом праве!
— Ну конечно! — приветливо воскликнула Клэр. — Я очень рада, что вы приехали. Это так важно для Рори.
— Да неужели? — проговорила Дэвина Баллетер, вскинув тонкие, идеальной формы брови. Но тут же улыбнулась и сказала: — А вы просто восхитительны!
— Как и вы! — без лукавства ответила Клэр. Дэвина Баллетер была закутана в русские соболя, на голове красовался умопомрачительный головной убор из шелковой органзы и перьев. Ей, наверное, было лет пятьдесят, но благодаря стараниям опытного хирурга на лице совершенно не было видно морщин, кожа оставалась безукоризненной, хотя матовость была несколько искусственной. «Слишком безупречна, — подумала Клэр, — слишком ненатуральна!» Дэвина кинула привычный взгляд в зеркало, от которого только что отошла Клэр.
— Каждый старается подновить то, что разрушается временем! — сказала Дэвина со вздохом.
— Хотелось бы и мне с годами сохранить себя в такой же форме! — улыбаясь, сказала Клэр. Дэвина обернулась, похлопала ее по щеке:
— Славная девочка… неудивительно, что Рори так опьянен. Странно… вы ведь совершенно не в его вкусе!
«Откуда вам знать?» — пронеслось в голове Клэр. Но Дэвина продолжала откровенничать, и от этого Клэр стало как-то не по себе.
— Вероятно, на ваш взгляд, я весьма странная мать, — сказала Дэвина. Клэр промолчала.
— Я вышла замуж очень рано… в семнадцать лет, — продолжала Дэвина. — В восемнадцать у меня родился Рори, и он, негодник, оказался таким требовательным, таким ненасытным в полном смысле этого слова. Надо было его кормить грудью, а у меня совершенно не было сил… он так жадно сосал. Я не была готова к материнству, к тому же ненавидела это промозглое, богом забытое болото. Кроме того — в отличие от вас, — я не была влюблена в своего мужа. Я вышла за него, потому что на этом настаивала моя мать. Тогда Баллетеры были баснословно богаты, а мы нуждались. Я терпела сколько могла и все-таки решила положить всему конец. И если вы вообразили, что я перед вами оправдываюсь, смею вас уверить, что в своем поступке я никогда и нисколько не раскаивалась.
— Не раскаивались в том, что бросили Рори? — тихо спросила Клэр. Дэвина повела плечами в соболях:
— Я не рождена быть матерью! Материнский инстинкт у меня полностью отсутствует, вот все, что я могу сказать. — Тут Дэвина улыбнулась, и в ее улыбке Клэр снова узнала Рори. Улыбка настолько очаровывала своей искрящейся теплотой, что холод слов немедленно таял в ней. — Но я рада, что он выбрал именно вас! Драммонды славятся своей честностью и надежностью. Полная противоположность Баллетерам. — Тут Дэвина снова кинула взгляд на себя в зеркало. — Но уж про Баллетеров вам все хорошо известно, не так ли? Я не послала вам свадебного подарка. У меня для вас есть то, что Рори предпочел бы всему остальному. — Она открыла сумочку из кожи аллигатора, одну из лучших моделей «Гермес». — И я вручаю это именно вам, потому что вы сможете лучше распорядиться этим. Рори — истинный сын своего отца. Деньги, как серная кислота, жгут ему карман. Хотите послушать моего совета — а я говорю с полным знанием дела. — поместите-ка их до поры в какое-нибудь безопасное место. И ни слова Рори. Он от меня ничего подобного не ждет. Никогда не упустит случая выступить с заявлением, что в жизни ни пенни не получал от родной матери. Клэр взяла конверт, протянутый ей Дэвиной. Конверт не был запечатан. Внутри лежал чек коммерческого банка «Куттс» на сто тысяч фунтов стерлингов. Клэр оцепенела от изумления.
— Я всегда выбирала богатых мужчин, — наставительно сказала Дэвина с циничной улыбкой. — И у моего нынешнего мужа денег больше, чем Рори способен промотать. Но послушайте мой совет, а я даю его вам от души: припрячьте эти деньги! — Дэвина в последний раз оглядела себя в зеркале. — Что ж, пора спускаться и проходить сквозь строй всех этих старых сплетниц, которые еженощно только и молятся, чтобы господь воздал мне по заслугам. По их разумению, я должна бы пасть на колени и каяться, но вместо этого я решила им подыграть, пусть лишний раз убедятся, что правы, думая обо мне как о блуднице, достойной быть меченной алым! — Она расстегнула манто, под которым открылось платье из чистошерстяного ярко-алого крепа, настолько простое, идеального покроя, что, наверное, ему не было цены; на плече сверкнул солнечными лучами бриллиант. — Ну как, вполне созвучно моему образу?
— Вам и вправду все равно, что о вас думают? — неожиданно для себя спросила Клэр.
— На такую ерунду я не обращаю внимания! — Дэвина сделала шаг вперед, прикоснулась гладкой щекой к щеке Клэр, обволакивая ее ароматом «Арпэж». — Желаю удачи! — произнесла она и выскользнула из комнаты. Клэр стояла, держа в руках конверт. Не говорить Рори? Это невозможно! Она не желает начинать семейную жизнь со лжи. Ну конечно же, надо все ему рассказать! Рори непременно обрадуется. Но пока Клэр все же спрятала конверт в нижнее отделение своей шкатулки с драгоценностями. Когда за ней зашел отец, Клэр с грустью подумала про себя, что выглядит он усталым, постаревшим. А ведь ему всего шестьдесят пять. Служа строевым офицером, отец был тяжело ранен при Эль-Аламейне и остался в результате всего с одним, да и то поврежденным, легким. От природы крепкий и деятельный человек, он болезненно воспринял предписанный ему щадящий режим, что усугубило и так достаточно вспыльчивый его характер. Клэр понимала, что и теперь отец не до конца примирился с ее выбором, но все же он, подобно матери, хоть и не так скоро, разглядел в решительности Клэр проявление фамильного характера; дочь стояла стеной за свои убеждения. Отец взял Клэр за руки, и она увидела в его глазах слезы. Он был не из тех, кто показывает свои чувства, и у Клэр при виде его влажных глаз защемило сердце.
— Ну что, дочка, — сказал отец, — ты готова?
— Да, папа! Готова.
— Ты сегодня красавица, — произнес он. — Такая же красивая, как твоя мать в день нашей свадьбы.
— Надеюсь, что, как и она, я проживу в браке счастливо тридцать пять лет! Серо-голубые глаза испытующе взглянули на дочь.
— Время покажет, — произнес он, помолчав. — Но если мои пожелания могут помочь, желаю, чтоб все твои надежды сбылись.
— Прошу тебя, папа, не беспокойся! Я очень счастлива. Я люблю Рори, и он любит меня! И жить я буду недалеко — всего через Долину от вас, — мы будем часто видеться.
