– Это… твой ребенок? – спросил Морган, и только небольшая пауза выдала бурю эмоций, которые он так умело скрывал.
– Да.
У нее так сильно пересохло во рту, что даже это короткое слово она произнесла с трудом.
– Я дал тебе денег на аборт. Я дал тебе наличные. Это было единственное, что ты взяла с собой из дома. Я решил, что ты ими воспользовалась.
– Я ими действительно воспользовалась. Мне нужны были деньги, чтобы жить два первых месяца, после того как он… мой ребенок… родился.
– Он?
– У меня сын.
Морган посмотрел на фотографию, и его губы искривились в мрачной улыбке.
– На вид он славный мальчуган. Несомненно, пошел в отца.
Опять воцарилось напряженное молчание, но Брук решила, что ничего ему не скажет.
– Как его зовут? – спросил он наконец. Она гордо подняла голову, зная, что Морган неправильно истолкует то, что она сейчас ответит, однако та ложная гордость, которая и прежде была причиной всех ее проблем, заставила ее не отступать.
– Я зову его Энди, – вызывающе бросила она, – но в его свидетельстве о рождении записано «Эндрю Кент».
– Конечно! Как же еще! – Он швырнул фотографию на стол изображением вниз. – Ну, полагаю, я должен быть благодарен за то, что, давая ему имя, ты была честна, хоть мне правду говорить и отказывалась.
– Ты ради этого сюда приехал, Морган? Чтобы снова меня оскорблять? Тебе не хватило того времени, пока мы были женаты?
– Насколько я помню, оскорбления не были односторонними. – Его губы сжались еще сильнее, но голос звучал совершенно невыразительно. – Я не собирался начинать с тобой ссоры, Брук. Я надеялся обсудить с тобой все цивилизованно, но похоже, что обычной вежливости между нами не место.
Она вдруг ощутила смертельную усталость.
– Возможно, ты прав, Морган. Сейчас три часа утра, и мне необходимо немного поспать. Ты не можешь сказать все, что собирался, а потом уйти отсюда?
Его смуглые щеки заметно покраснели.
– Я здесь по просьбе адвокатов семьи, – проговорил он, и только одна жилка, бившаяся на его щеке, выдавала напряжение, которое он испытывал. – Я приехал сообщить тебе о наследстве, которое ты получила по завещанию моего брата.
– О наследстве?
Страшное предчувствие заставило ее так ослабеть, что она поспешно опустилась на ближайший стул.
– Не считая небольших взносов в благотворительные организации, Эндрю почти все свое имущество оставил тебе.
Брук прижала ладонь к губам, чтобы сдержать истерическое рыдание: наполовину слезы, наполовину смех. Она старалась справиться с ощущением, будто вот-вот задохнется.
«Ох, Эндрю! – думала она. – Даже когда ты умер, твои благие намерения приносят мне только одни неприятности».
Морган пробормотал гневное ругательство, и звук его голоса помог ей справиться с начинавшейся истерикой. Брук посмотрела на него, стараясь, чтобы на ее лице ничего не отразилось.
– Что написано в завещании Эндрю? – спросила она.
– Мой брат владел восемью процентами акций «Кент Индастриз», – сообщил ей Морган все тем же, лишенным всякого выражения голосом. – По нынешним рыночным ценам это делает тебя весьма богатой женщиной.
– Представляю, как это огорчило тебя! – Слепая ярость на Моргана разогнала последние остатки ее истерики. – Я уверена, что ты бы счел, что для такой грешницы, как я, жизнь в бесконечной нищете подходит гораздо больше!
– Адвокатам нужно, чтобы ты приехала со мной в Нью-Гэмпшир, – сказал он, не реагируя на ее вспышку. – Им надо обсудить с тобой ряд вопросов.
Брук почувствовала, как на нее накатывается паника, грозящая вырваться наружу. Морган заметит это и поймет, как на нее по-прежнему действует его присутствие.
– Я не вернусь в Кент-Хауз! Пусть адвокаты мне напишут, если так надо…
– Бога ради, Брук! Речь идет не о простом наследстве в сто долларов! Мы говорим о восьми процентах акций с правом голоса – акций преуспевающей компании! Моей компании!
Вся боль и обиды, которые она эти два года считала забытыми, снова проснулись и запульсировали в ее сердце.
– Я не поеду, – упрямо повторила она, не пытаясь оправдать свое решение. Может быть, если она просто достаточное количество раз повторит эти слова, они станут реальностью. ~ Мне же надо подумать об Энди! – добавила Брук во внезапном озарении. – Я не могу бросить Энди. Наступило молчание.
– Конечно, я понимаю, что тебе придется взять… ребенка… с собой, – сказал Морган.
На секунду она испытала соблазн воспользоваться его предложением, сделанным с такой неохотой. Ей вдруг почему-то отчаянно захотелось показать сыну его родной дом, познакомить его с дедом. Но это безумие длилось очень недолго.
– Я никогда не подвергну сына подобного рода унижению, – сказала она. – Ты что, думаешь, будто в его возрасте люди не чувствуют, когда их не любят? Ты ведь даже не можешь заставить себя назвать его по имени! И, по-твоему, я возьму Энди в Нью-Гэмпшир, зная, как с ним будут там обращаться все твои родные?
Она добилась своего – как, впрочем, и не сомневалась, что добьется. Даже Морган не захочет показывать Энди своим родственникам. На секунду Брук удивилась, почему у ее победы настолько горький вкус, и отвернулась, чтобы не смотреть в налитое злобой лицо Моргана.
В тесной комнате повисла гнетущая тишина, потом она наконец услышала за спиной звук шагов. Остановившись, как ей показалось, у двери крошечной гостиной, он сказал:
– Мы оба вымотаны. Мне лучше сейчас уйти. Доброй ночи, Брук. Мы еще поговорим утром.
Она стремительно повернулась, чтобы сказать ему, что им больше не о чем говорить, но он оказался неожиданно близко, и она чуть не натолкнулась на него всем телом. Услышав резкий вдох, Брук вдруг поняла, что этот звук исходит из ее груди. Бесконечно долгие секунды они смотрели друг на друга. Брук пыталась заставить себя отвести взгляд от находящегося к ней так близко худощавого лица, но была не в силах даже шевельнуться. Она могла только сосредоточиться на своих эмоциях, ощущая прикосновение пальцев Моргана к своим обнаженным плечам. Она невольно потянулась ему навстречу, и на мгновение его глаза потемнели от нескрываемого желания. Ее губы инстинктивно полуоткрылись, но Морган резко оттолкнул ее.
– О Боже, нет! Только не это! – выдохнул он. – Так ты меня второй раз не поймаешь!
Брук показалось, что ее голос заледенел так же, как и переполнявшие душу чувства.
– Убирайся отсюда, Морган, – сказала она. – И больше никогда не возвращайся!
Он не ответил. Брук закрыла глаза, не в силах видеть отразившееся на его лице презрение к себе. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она услышала, как хлопнула входная дверь.
