– И я тоже. – Анни удалось улыбнуться Аарону. Они вместе поедут в Бостон. Возможно, в Бостоне… Если бы только им сейчас сказать друг другу несколько добрых слов, если бы только он показал, что все еще думает о ней.
– Когда уезжает Сильви?
– Через три дня.
– Ты не передумаешь? Эти места действуют губительно на детей, их там бьют. Обижают. Они из нее окончательно дурочку сделают.
– Аарон, пожалуйста. Мы ведь не говорим о государственном учреждении. Мы говорим о частном, защищенном сообществе. Мы ведь это уже обсуждали.
– Ну давай наймем тебе еще помощницу. Эрнесты тебе мало.
– Дело не в этом. Мне не нужна дополнительная помощь. Речь идет о самой Сильви. Ей нужно общество других людей, таких же, как она сама. Она слишком одинока, Аарон. Слишком изолирована.
– Не будь смешной. Она же с тобой все время, – проговорил он с горечью в голосе.
Анни вздохнула.
– В этом вся проблема. Она слишком зависима. От меня. «Возможно, и я слишком зависима от нее, – подумала она про себя. – Как я буду заполнять свои дни без Сильви?»
– Аарон, пожалуйста, мы сто раз уже об этом говорили. Не сейчас.
– Хорошо. – Его тон был резок.
Она знала этот тон. Она ему причинила боль. О Боже, она не хотела этого.
– Мне нужно вернуться в офис, – сказал он и, повернувшись, вышел из дверей Кемпбеллз, не сказав ей ни слова в утешение. «Ох уж эти мужчины! – подумала она. – Эмоциональные калеки».
Анни отвернулась от уходящего Аарона и тут увидела Джила, окруженного какими-то людьми, пожимающими ему руки в знак соболезнования. Анни почувствовала, что она начинает дрожать. «Как он мог? – Она задала себе вопрос, подразумевая не только Джила, но и Аарона. – Как они могли?»
Анни никому этот вопрос не адресовала, но Бренда, подошедшая сзади, ответила на него: «Да, подлецам легче жить».
Ошеломленная Анни двигалась вместе с другими провожающими. Боже, ей совсем не хотелось говорить сейчас с Джилом. Но еще больше ей не хотелось ехать на кладбище, там вид Джила будет ей невыносим. Как он объяснял свое отсутствие во время службы? Это было оскорбление, хуже оскорбления. Да, теперь ясно, что он поедет проводить Синтию до могилы.
Подойдя к Джилу, Анни не подала ему руки, но Джил сам взял ее за руку.
– Спасибо, Анни, – сказал он. Пальцы у него были холодные, и она отдернула руку. Элиз, которая стояла рядом, спрятала свои руки за спину.
– Привет, Джил, – произнесла она холодно. Неожиданные осложнения всегда ставили Анни в тупик.
– Вы хотите, чтобы я поехала с вами на кладбище? – услышала она свой голос. «Опять я как неисправимая хорошая девочка», – подумала она. Да, это был ее последний долг перед Синтией, она должна это сделать.
– О, к сожалению, я не могу сейчас поехать в Гринвич.
– Что? – спросила Бренда. Даже непробиваемая Бренда, казалось, была шокирована.
– У меня никак не получается. Я и так должен быть сразу в двух местах. Мне было очень нелегко вырваться, чтобы попасть сюда.
– Да уж, – произнесла Анни холодно. – Вы опоздали на богослужение и сейчас не едете на кладбище?
– Это не ваше дело, – сказал Джил спокойно и повернулся, чтобы уйти.
– Джил, пожалуйста, поезжайте на кладбище. Для Синтии это было бы важно.
Джил промолчал и только склонил голову по-птичьи набок, испытующе глядя на нее. Затем он мрачно улыбнулся.
– Это не имеет никакого значения. Она ведь мертва. Он ушел.
Анни стояла, не говоря ни слова, между своими подругами, тяжело дыша. Она вновь начала дрожать.
* * *
Когда Бренда и Элиз собрались уходить, Анни еще била дрожь. Все присутствующие на церемонии ушли, и Анни поняла, что она одна поедет на кладбище. Она попрощалась с Элиз и посмотрела, как она уходит по Мэдисон-авеню в начинающемся легком дожде. Она попросила Хадсона узнать дорогу на случай, если в пути они отстанут от катафалка. Когда он вернулся, неся зонтик, и помог ей сесть в лимузин, она вдруг заметила Стюарта Свонна, брага Синтии. Анни долгое время его не видела, но узнала сразу. Он был все еще хорош собой, хотя и сдал немного. Анни отметила его покрасневшие веки, вялую кожу.
– Здравствуйте, Стюарт. – Она вежливо протянула ему руку, хотя ей не хотелось этого делать. Почему он не приехал на службу вовремя? Она подумала, что надо потребовать у него объяснения, но его убитый горем вид остановил ее. В конце концов, что теперь можно поделать?
– Я так и знал, что ты придешь, Анни. Ты верна до конца. – Его глаза наполнились слезами, и он похлопал ее по плечу. «Как послушную собаку», – подумалось ей, да она себя ею и чувствовала в этот момент.
– Я очень сожалею.
– Я тоже. Только что узнал. Я был в Японии. С трудом верится. – Он замолчал, и слезы покатились у него из глаз. – О Боже! Как я сожалею.
Анни не могла понять, извиняется ли он за свои слезы, или сожалеет о смерти Синтии, или же то и другое вместе. Ей нечего было ему ответить, и она сжала его руку.
– Анни, можно я поеду с тобой?
– Да, конечно, Стюарт.
– Спасибо. Спасибо.
Они поехали под дождем вдоль мокрого бульвара Хатчинсон-Ривер, оставив позади себя скованное Нью-Йорком уличное движение. Большую часть пути Стюарт плакал, затем замолчал. Когда они подъехали к «Сити оф Эйнджелс», дождь перешел в ливень.
Синтия умерла. Анни посмотрела на маленькое японское деревце, которое она так и продержала в руках все утро. Она осторожно поставила его на крышку опускаемого гроба и заплакала о своей подруге. «Это ему так с рук не сойдет, Синтия, не знаю, что я могу сделать, но я постараюсь».
Анни стояла у могилы и смотрела, как под сыплющейся землей скрывается гроб Синтии.
Элиз шла под моросящим дождем по направлению к Мэдисон-авеню. Было только без четверти одиннадцать. Она кивнула брату Синтии, выходившему из такси у Дома траурных церемоний. «Что-то он опаздывает, – подумала она. – Вообще, все это похоже на пародию. Меньше чем за полчаса подвели итог жизни Синтии и разделались с ней». Семейство Своннов принадлежало к старой гвардии, это были сливки гринвичского общества, привилегированная каста, в которую входила и Элиз. Она всегда считала, что Синтия вступила в неравный брак, и то, как вел себя сегодня Джил Гриффин, утвердило ее в этом мнении. Бедная Синтия.
Элиз попросила своего шофера ждать ее в час дня у отеля «Карлайл» – кто же мог подумать, что прощание займет всего двадцать минут? – и после богослужения у нее не было моральных сил куда-либо идти еще. Когда-то она умела отвлечься от мрачных мыслей, посещая магазины, но теперь это ее утомляло. Кроме того, в последнее время она просто не выносила своего отражения в зеркалах и витринах магазинов. Именно по этой причине, а также потому, что была поглощена своей болью, Элиз не заметила, что ее преследуют.
