Кровь отхлынула от лица Даллас. Она сжала в руке телефонную трубку и закрыла глаза, пытаясь пересилить боль. Но ее молчание лишь дало ему время, чтобы вонзить кинжал еще глубже.
— Вероятно, вы не знаете многого о воспитании детей. Кто дал вам право решать за них: кого им считать своими родителями, а кого — нет?
— Закон, — проговорила она, чтобы избавиться от этого ужасного человека. — Я — законный опекун Стефи.
Она вытряхнула из одной корзины креветок, а из другой — мальков и тупо выложила их на деревянную доску.
— Вы останетесь законной опекуншей ваших кровных племянниц и племянника.
— Стефи — такой же член нашей семьи, как и они.
— С вами бесполезно спорить, — признал он наконец.
— Надеюсь, ваши слова означают, что вы собираетесь отказаться от своих попыток заполучить Стефи.
— Не дождетесь, леди. — Последнее слово прозвучало как оскорбление.
— Послушайте. У меня полный зал посетителей. Я еще не поджарила креветок. К тому же меня ждут горы нечищеной картошки — мой повар напился и не показывается.
— Идеальная обстановка для моей дочери. И вы уверены, что справитесь со всем этим, включая заботу о шестилетней девочке?
— До свидания, мистер Стоун.
— Если мы не вынесем дело в суд, всем будет лучше. Стефи, вашему брату…
— Оставьте в покое Роберта.
— Он адвокат, и он на моей стороне. По его мнению, в ваших интересах и в интересах всех детей отдать Стефи мне.
— Моя сестра удочерила Стефи. Она доверила ее мне. Я скорее умру, чем отдам ее вам.
— Меньше всего я хочу навредить вам, мисс Кирклэнд, — сказал он, тщательно контролируя свой тон. — Я просто хочу моего ребенка.
И тут в дверях появилась перепуганная Стефи. Много ли она услышала?
Даллас едва не упала на прилавок:
— О Господи!
— В чем дело? — спросил Кристофер.
— Здесь Стефи, — прошептала Даллас. — Она слушает.
Стефи ворвалась в кухню и обвила свою тетю руками:
— С кем ты говоришь, тетя Даллас?
— О, ничего серьезного, дорогая.
Кристофер издал невнятный звук в ухо Даллас.
— Что значит “удочерили”, тетя Даллас? О Господи… Даллас чувствовала себя совершенно разбитой. Телефон выскользнул из ее дрожащих пальцев и упал в раскаленный жир сковороды. С пронзительным криком Даллас обхватила Стефи и оттолкнула ее от печки и булькающего жира.
Из сковороды торчал угол телефона — подобно корме корабля, затонувшего среди закрученных золотистых хвостов креветок.
— Ну и ну… — сказала Даллас. — Теперь окончательно прощайте, мистер Стоун. Похоже, креветки готовы.
Стефи тянула ее за передник:
— Что значит “удочерили”?
Даллас забыла про телефон и крепче обняла ребенка. Взглянула в огромные темные глаза Стефи:
— Милая.., это значит.., твои мама с папой очень хотели тебя. Больше всего на свете.
— Но они же на небесах. А тебе я нужна? Даллас почувствовала дрожь в тонких ручонках Стефи.
— Ты ведь знаешь, что да.
— Значит, я не такая, как Ренни, Дженни и Патрик?
— Мы поговорим об этом вечером.
— Ты собираешься отослать меня?
— Никогда. Скорее продам свою душу.
Кристофер нашел Южный Техас больше и однообразнее, чем прежде. Там стало жарче и омерзительнее. Единственное, что ему понравилось, — это бескрайнее голубое небо с драматическими грозовыми тучами, наплывающими на горизонт.
Переправа через залив из города оказалась дольше и неприятнее, чем он ожидал. На нем были лишь черная хлопчатобумажная рубашка и легкие белые бриджи. Его одежда промокла из-за соленых брызг. Он страшно устал. Его шляпу сдуло, и ему напекло голову. Кристофер не запасся достаточным количеством воды и потому выпил слишком много пива. Он испытывал болезненную слабость и не был готов к борьбе с ведьмой Кирклэнд. Она имела нахальство прекратить переговоры с ним — по совету своего адвоката.
Рука Кристофера крепко сжимала руль тридцатипятифутового шлюпа. Шлюп заносило, но Кристофер не мог остановить его. Он привык плавать на яхте пассажиром, а не управлять ею. Из канала ему были видны мерцающие огни приморского ресторана с его палубами, самим домом, бассейном и причалом. Приближаясь к берегу, на ветхом причале он увидел двух детей: темноволосую девочку и высокого худенького белокурого мальчика со скейтом под мышкой. Они вытаращились на Кристофера с жадным любопытством опытных зевак. Кристофер почувствовал, что его как мореплавателя ждет полное фиаско.
Черт побери!
Кристофер впервые самостоятельно причаливал шлюп. И вовсе не желал присутствия зрителей.
Кинокритики всегда говорили, что он не умеет играть. Кристофер надеялся, что они несправедливы к нему, потому что здесь, в Техасе, он собирался сыграть свою самую важную роль. В жизни его золотистые волосы были длиннее, чем на экране. Он еще отрастил их и покрасил в глубокий каштаново-табачный цвет. На нем были очки в тонкой проволочной оправе. У ног Кристофера стоял саквояж, набитый джинсами, ковбойскими рубахами и ремнями с пряжками всевозможных размеров, позволяющими ему выглядеть вполне по-техасски.
Он понял, что поторопился со своим путешествием. Только вчера инструктор предупреждал Кристофера о том, что он еще не готов управлять парусником в одиночку. Однако Кристофер пренебрег мнением инструктора и сейчас безрассудно стоял за рулем, пытаясь с ним справиться.
У него было три занятия по управлению парусником. Кончались они всегда тем, что Кристофер во что-нибудь врезался. Он раздраженно сорвал с себя бутафорские очки, мешающие ему видеть. Но коричневые контактные линзы, которые он носил, чтобы скрыть знаменитую голубизну своих глаз, замутняли обзор. Он встал на колени, чтобы убавить тягу, и перевел двигатель на нейтраль.
Черт побери! Он решил не врезаться в причал на этот раз, но все же, предостерегая, крикнул:
— Дети, вам лучше уйти с дороги!
И все было бы хорошо, если бы он не увидел ее: черноволосую девчушку, шестилетнюю Салли. Свою дочь.
Босая, в шортах, девочка стояла немного косолапо, как и Салли. В руке она держала рака-отшельника. Рядом с ней была голубая цапля. Длинные черные волосы девочки спутались от ветра.
Она оказалась именно такой, какой он ее и представлял — нежной и прекрасной. Обожаемой и даже больше — намного больше.
И тут она взглянула на него. До этого дня он не верил в любовь с первого взгляда. Его ребенок. У него есть живой ребенок!
Буйная радость охватила его — оттого, что долгие месяцы горя, чувства вины и отчаяния — позади. Он мысленно причесал свою дочку и остановил на ней свой взгляд, подобно слепцу, к которому вдруг вернулось зрение. Внезапно Кристофер представил себе будущее в самых светлых тонах. Неважно, во сколько ему это обойдется. Он будет бороться за нее.
