Тут еще, как назло, в голову ей фраза Маргадона из любимого кино лезет: «Я все понял, Жакоб, все пришельцы в Россию будут гибнуть под Смоленском...» Тьфу, провались ты, товарисч Маргадон, куда подальше!
– Куда это вы одна едете? – спросил вдруг парень, что бутылку под носиком канистры держал.
Ей бы соврать чего-нибудь типа «Да не одна я, муж – спецназовец-мент-бандит-боец невидимого фронта в одном флаконе щаз сюда подъедет», чтоб парни мыслей каких дурных в головах не держали, а она проблеяла, как честная овца:
– В Крым...
– В Крым? Одна? На «матизе»??? Ну, вы отчаянная женщина...
– Не на роликах же! – пискнула Марина в ответ, чтобы показать: шучу, значит, ни хрена не боюсь, но получилось неубедительно.
– А мы уже час прыгаем тут, и машины даже с мужиками не останавливаются. Боятся все. А вы – смелая такая!
«Ага, смелая! – подумала она про себя. – Жаль, памперса нет у этой смелой! В самую бы пору пригодился!» А вслух сказала:
– Да я вас тоже боюсь, но увидела, что бедствие терпите, – как не остановиться...
* * *
И это правда. Это искренне. А искренность, как известно, подкупает. В общем, и кошелек при ней остался, и такая эйфория на нее навалилась из-за проявленной доброты да щедрости пополам со смелостью, что Марина не помнила как, но дорулила легко до Смоленска и где-то на окраине города нашла мотель «Интурист», номер в котором с завтраком стоил тысячу двести рублей. И был душ с горячей водой, и телевизор, который пробубнил до утра, так как она вырубилась моментально, и руки, скрюченные усталостью, как курьи лапы из морозилки, – это тоже как раз там и было.
Утром оказалось, что спала она с открытой в номер дверью. Ну что за беспечность?!
«... – Маргадон, почему открыта дверь?
– Excuse me, магистр!
– Что «excuse me»?
– Варварский обычай: ключи раздают, а замков нет...»
* * *
Замок был, и ключ она в него вставила, а вот провернуть – или не получилось лапами куриными, или забыла...
А потом был завтрак с яичницей и кофе с молоком, и, настроив навигатор на следующий пункт назначения – город Рославль, Марина Андреева двинулась в путь.
* * *
«Если когда-нибудь в палате лордов мне зададут вопрос: «Зачем, принц, вы столько времени торчали под Смоленском?» – я не буду знать, что ответить». Это очередная цитата тут как нельзя к месту. Потому что объяснить кому-то, как во время путешествия в Крым Марина под Смоленском солила грибы, достаточно трудно.
На самом деле все было просто. Сразу за Псковом пошли по трассе грибные места. Да такие, что торговцы почти друг на друге вдоль дороги сидели, кучки грибов продавали. И видели б вы те «кучки»! Тут другое слово уместно – кучи! И грибы все как на подбор. Упругие, словно резиновые, – белые, суховатые ярко-красные – подберезовики, барашки желтые кудрявые – лисички, бахромистые в ниточку по краю – розовые пятачки волнушек, длинноногие подберезовики и черноголовики. И еще какие-то совершенно незнакомые ей псковские валуи – хрусткие кругляши, тут же и свинухи с гарькухами, которые она всегда за поганки принимала.
Марина трижды останавливалась полюбоваться грибами. Соблазн велик был купить для дядьки севастопольского – как гостинец с севера. Дядька Маринин северянином был от роду, до армии жил на севере, потом на флот попал, на Северный. А потом как-то угораздило его в Севастополе служить, и так влюбился он в этот город белокаменный, что на севера свои любимые больше не вернулся. Только в гости заезжал.
Живя на Черном море, он скучал по другому морю, холодному. А еще больше – по лесам архангельским, плесецко-каргопольским, в которых росли в изобилии грибы-ягоды. В Крыму таких было не найти. И год пустым считал дядька, если прошел он без вкуса гриба соленого. Поэтому каждое лето Марина с маманей и сыном шастала по питерским лесам, собирая грибы. Потом их солили, мариновали, морозили по рецептам бабушки. Получалось все равно не так, как на севере. Там у бабки, кроме рецепта, был еще какой-то секрет. Будто слово специальное знала, благодаря которому грибок получался хрусткий и нежный. Если уж волнушки, то в прозрачно-желтом желе, а грузди белые становились голубоватыми, с колючими иголочками в центре шляпки. Бабка вытаскивала их из банки большой ложкой, буквально отковыривая друг от друга, – так сцеплялись они в засолке. Она их еще сопливыми называла, но в этом слове не было ничего противного, а лишь умиление – точнее не скажешь! В желе прозрачном, густом груздь архангельский зимует.
Зимой их хранили в кадушке в холодном сарае. И если хотелось «посолиться», то бабушка откалывала грибы топором. Приносила в дом большую грибную ледяную глыбу, размораживала. Процесс этот сопровождался медленным заполнением кухни удивительным грибным духом...
Да... О таких грибах в Питере можно было только мечтать. На севере, если уж шли в лес, то целенаправленно. За белыми, например, или за груздями. Это значило, что в этот день ничего другого и не брали. Зачем? К каждому грибу подход свой. Белый на жареху шел, на маринад и на сушку. К нему примешать какой другой гриб значило все испортить. А соляники – это совсем другой процесс. Их вымачивать долго надо. В бочке.
Бочка уже с начала сезона заготовлена – у колонки на улице поселковой стоит, наполненная водой. Сначала, как ее прикатывают из сарая к водопроводной колонке и заливают водой, она начинает плакать: из всех щелей льется вода. Только заливай по новой.
Что интересно: у колонки бочек много. У кого-то еще плачет, у кого-то – уже отплакалась. Но любой, кто приходил за водой, считал своим долгом шланг направить во все бочки, чтоб не пустовали, а разбухали от воды, готовились к использованию. Глядишь, за неделю бочка дойдет до нужной кондиции, вот тут и за груздями или волнушками пора отправляться.
Замачивали грибы там же, у колонки. Чистили их еще в лесу, чтоб грязь домой не носить лишним весом. Ножки отрезали, шляпки мелкие целиком отправляют в засол, крупные – пополам резали или на четыре части. В корзине в итоге приносили только то, что шло в дело. Не заходя домой, шли прямо к колонке с водой, где мыли грибы в корзине, словно в решете. Потом засыпали их в бочку, свежей водой заливали и оставляли там же. И не надо было переживать, что кто-то у кого-то грузди украдет или волнушки. Никто этим не промышлял.
* * *
В городе Петербурге тихая грибная охота на деревенскую не похожа. Во-первых, надо было уезжать к черту на рога, чтобы хоть что-то насобирать. И то не факт. Иной раз случалось уехать за сотню километров, в места, где поблизости никакого жилья не было, а лес был полон шустрых старушек, которые шуршали палочками по кустам уже с рассвета, и Марине, прикатившей чуть не к обеду, приходилось гулять по обобрышам, надеясь на случайный трофей. Посему питерский гриб дорого стоил.
