Гордон не вступился за свою возлюбленную, и она драматично вздохнула:
– Я знаю, что ты любишь меня. Знаю, что мы это преодолеем.
С этими словами она удалилась. Мисс Мышка, оказывается, обладала гораздо большим драматическим талантом, чем можно было ожидать.
– Фред, – повторил Гордон, пытаясь взять себя в руки. – Мы должны поговорить. Все совсем не так, как ты думаешь.
Манеры настоящей леди были привиты мне с самого рождения, поэтому я не фыркнула, а спокойно направилась к лестнице.
– Не о чем говорить.
По крайней мере, пока я не осмыслю все, что только что произошло.
– Фред. – Больше он ничего не успел сказать, потому что на этот раз Кика ударила его.
– Эй!
Кика обрушила на него порцию испанских проклятий, и он бросился за мной вверх по лестнице.
– Estupido![3] – бросила ему вслед Кика.
Абсолютно верно. Себя я тоже чувствовала идиоткой. Мало того, что муж изменил мне при обстоятельствах, которые не укладываются в голове.
Дело не в другой женщине, хотя само по себе это ужасно. Но в том, что он скрыл от меня, что когда-то ему сделали вазэктомию.
«Вазэктомия!» – повторяла я про себя, будто это могло что-то изменить.
Я шесть лет из кожи вон лезла, чтобы забеременеть, с его благословления, между прочим, а на деле, если его признание было правдой, у меня не было ни единого шанса.
Пилюли, обследования, секс по графику – все было зря. Каждый месяц депрессия, попусту растраченные нервы, чувство, что впервые в жизни я в чем-то терплю неудачу, – а он, оказывается, сделал вазэктомию еще до того, как мы встретились, если верить тому, что он сказал.
Поднявшись на второй этаж, я не спеша пошла по ковровой дорожке, покрывавшей паркетный пол, к спальне. Гордон шел за мной.
– Фред, я не хотел этого, – сказал он.
Можете считать меня дурой, но во мне всколыхнулась надежда. Значит, он врал этой женщине?
Но надежда тут же погасла, потому что хоть я и не знала, что он сделал операцию и не мог иметь детей, в глубине души я чувствовала, что что-то не так.
У меня в сумке все еще лежал тест на беременность. Я прошла в спальню, а затем в ванную. Через каких-то две минуты от надежды на беременность не осталось и следа. Выбросив бумажку с одной голубой линией в мусор, я уставилась на свое отражение в зеркале, на светлые волосы с идеальным мелированием, чуть ниже плеч, на зеленые глаза, гладкую кожу. Мой отец всегда называл меня самой красивой девушкой на свете – говорил, что мир принадлежит мне.
Я закрыла глаза и попыталась сохранить хладнокровие, но это оказалось невозможным. Помимо того, происходило кое-что еще, едва уловимое. Я вспоминала все полученные в жизни уроки. Леди никогда не должна потеть, повышать голос, швырять предметы. И, главное, настоящая леди никогда не должна злиться.
А я как раз испытывала злость.
Когда я вышла из ванной, как звезда бродвейского мюзикла, распахнув двустворчатые двери, Гордон подскочил ко мне:
– Фред, то, что я сказал Джанет, неправда.
Я не стала отвечать. Пройдя в его гардеробную, я вытащила чемодан, обратив внимание, что для человека, который неделями мотается по свету, он в слишком хорошем состоянии. Да, я забыла: леди никогда не использует бранных слов.
Не говоря ни слова, я распахнула его шкаф и стала вытаскивать все, что попадалось под руку. Цветное шелковое белье, носки от известных дизайнеров, аккуратно сложенные сорочки. Как ненормальная, я стала запихивать вещи в сумку.
– Что ты делаешь?
– Собираю твои вещи.
– Фред, – его тон был жестким, будто он хотел запугать меня, – прекрати вести себя как ребенок.
Я веду себя как ребенок?! Возмутительно истерично да. Но как ребенок? Вряд ли.
Я еле сдержалась, чтобы не высказать все, что думала, и то лишь благодаря многолетней практике.
Он попытался отобрать у меня стопку рубашек, но я оттолкнула его.
– Не сходи с ума, – сказал он. – Давай поговорим, как взрослые люди.
Я почувствовала, что волосы у меня встают дыбом, и обернулась к нему:
– Тебе делали вазэктомию или нет?
– Я же сказал, что нет.
– Тогда докажи это. Давай пойдем к врачу прямо сейчас и сделаем тест. Докажи, что ты не лгал мне с первого дня знакомства.
– Я не обязан ничего доказывать. Кроме того, я уже несколько раз проходил обследование, потому что ты не могла забеременеть.
Его лоб прорезали глубокие складки, и он переминался с ноги на ногу.
– Это ты так говорил. Но при этом никогда не позволял мне пойти с тобой на обследование, и я никогда не видела результатов анализов. Каждый раз твой доктор – твой приятель по колледжу – звонил моему доктору и зачитывал данные.
Я задохнулась от своей ярости, такой неподходящей для настоящей леди. Я хрипела и судорожно ловила ртом воздух, пытаясь вернуть самообладание. Челюсть моя подрагивала, когда я, сжав зубы, пыталась сделать вдох через нос.
– Фред, успокойся.
В том-то и дело. Я не могла. Казалось, из меня выплескивалась ярость, скопившаяся во мне за все эти годы, и когда он отобрал у меня чемодан и стал запихивать его обратно в гардеробную, я сама себя удивила.
– Убирайся, Гордон, – произнесла я дрожащим голосом.
Он остановился и обернулся. Лицо его исказила гримаса.
– Что ты сказала?
– Ты слышал. Убирайся.
Он удивленно поднял бровь и рассмеялся:
– Отлично! Я ухожу. С превеликим удовольствием. Мне давно следовало сделать это.
Я запрокинула голову. Я была готова его убить. Схватила небольшие бронзовые часы, стоящие на тумбочке у кровати, и с воплем швырнула в него. И почувствовала, как пот выступил у меня на лбу, когда я послала вслед ругательства.
Это заставило Гордона остановиться. Ему пришлось отскочить в сторону. Но это его не спасло. Я еще не закончила.
Я подняла фарфоровое блюдо, но заметив, что это фамильная реликвия семьи Хилдебрандов, быстренько водворила его на место и схватила что-то другое, на этот раз подарок от его семьи. От удара о стену предмет разлетелся вдребезги. Я не могла остановиться. Я кричала и кидала все, что не имело для меня большой ценности.
– Ты сошла с ума! – кричал Гордон, уворачиваясь от ударов.
Так и было. Сумасшедшая и злая. Господи, мне было хорошо. И стало еще лучше, когда он наконец выбежал из комнаты, а затем и из дома. Это было замечательно. Я чувствовала себя прекрасно. Более того, я чувствовала себя свободной.
Гордон был мне не пара.
Я достала фотоархив: вырезки из местной газеты, из колонки светской хроники, на которых были изображены мы с Гордоном.
– Кика! – позвала я. – Неси ножницы.
Удалить Гордона из моей жизни оказалось труднее, чем я предполагала.
