– На заднем плане видно, как из нашего подъезда выскакивает Цидвинцев – весь расхристанный, с сумасшедшими глазами. Картинка быстро меняется, и если специально не приглядываться, можно даже и внимания не обратить. Ну, человек торопливо вышел из подъезда. Слушайте, они с мамой скрыли от нас правду. От всех скрыли правду! Это они виноваты в смерти отца.
– У отца было больное сердце, и отец пил! – резко сказала Вера. – Творческие люди вообще пьющий народ в большинстве своем. Особенно если приходится много ездить и жить по гостиницам. Да и зарабатывал он неслабо, любил шикануть. За последние фотографии, которые он сделал в пустыне, англичане заплатили ему бешеные деньги. И он ушел в очередной запой. После этого запоя и умер.
– Отца месяцами не было дома. – Соня распрямила худенькие плечи. – И я не осуждаю маму за то, что она полюбила другого мужчину. В конце концов, это ее личная жизнь.
– Так надо было просто развестись с отцом, и все! – выкрикнула Марьяна. – Надо быть честным в отношениях, иначе кто-нибудь обязательно пострадает. Если бы она объяснилась с отцом, он был бы жив.
В семье Тумановых у каждой из сестер было свое прозвище. Веру называли командиршей, Соню – королевишной, а Марьяну – храбрым воробьем. Она вечно сражалась за справедливость и росла в непоколебимой уверенности, что, если поступать по совести, с тобой все всегда будет хорошо. И вот теперь, в двадцать восемь, ее детские идеалы наконец пошатнулись – она столкнулась с тем, что мир порой невероятно, невозможно несправедлив к тем, кто этого совсем не заслуживает. Конечно, Марьяна не была наивной дурой, но никогда прежде с этой истиной лично у нее не происходило лобового столкновения.
– А мама все никак не может понять, что произошло и почему ты так изменилась, – пробормотала Соня. – Думает, в твоей жизни что-нибудь случилось.
– А что, в моей жизни разве ничего не случилось? – злобно спросила Марьяна, опасно прищурив глаза – такие же серо-голубые, как у Марафета, который уже окончательно проснулся и сложил уши бантиком. – Извините-подвиньтесь, я собиралась замуж и уже сшила белое платье. Дурацкое белое платье с дурацким шлейфом. И тут моя лучшая подруга, с которой я вместе лепила куличики и у которой списывала задачки в школе, просто взяла и – фьюить! – увела моего жениха. Женила на себе и теперь ходит румяная, в кудряшках и со счастливой рожей!
– Она встретила Капитонову в книжном магазине, – вполголоса пояснила Вера специально для Сони.
– А после измены Северцева, позвольте напомнить, когда я, вся в соплях, с горя напилась на корпоративе, мне подставил плечо умный, зрелый, внимательный мужчина. И я купилась как дура! Почувствовала, видишь ли, опору. Поверила в то, что могу все поправить, все начать сначала, что новые отношения меня вылечат! Как же, целый главный редактор…
Сестры, разумеется, знали эту историю, но молчали, понимая, что Марьяну сейчас лучше не перебивать. Даже кот, которому давно полагалось сбежать и спрятаться под диваном или под вешалкой, продолжал лежать в центре стола и только нервно помахивал кончиком хвоста.
– А вскоре мой новый возлюбленный уволил меня к чертовой матери, да еще с таким грохотом, что после этого меня уже не брали ни в один растреклятый журнал, ни в одну растреклятую газету! Ославил меня на всю Москву, распустил слухи, что я его домогалась, обзвонил всех своих знакомых…
– Ну, его жена застукала вас на рабочем месте, – все-таки не удержалась от комментария Соня. – Надо же ему было как-то оправдываться перед ней. Вот он и свалил все на тебя. Мол, это ты вела себя недостойно, хотела продвинуться по служебной лестнице… Сволочь, конечно, но кого в наше время этим удивишь? Вот увидишь, все будут относиться к произошедшему с юмором.
– Да-да, при взгляде на меня каждый подумает: о, та самая девица, которая хотела соблазнить начальника, а он ее послал.
– Жаль, что все это случилось сразу после Северцева… Но ведь в конце концов тебя все-таки взяли на работу. – Соня и думать забыла о том, что это она сейчас должна была изливать душу и рыдать, вытирая глаза бумажными салфетками. – Ты устроилась в прекрасный журнал про путешествия и развлечения.
– Да, устроилась, – дернула плечом Марьяна. – На должность младшего помощника старшего дворника. И это после всего, чего я добилась! Я делала карьеру, у меня все шло потрясающе, а потом все вдруг рухнуло как карточный домик. А мама… Она изменяла отцу, и он умер, когда застал ее с любовником! А теперь любовник дарит нам подарки на Новый год и пытается дружить. Вы считаете, всего этого мало для того, чтобы слететь с катушек?! Любовь, работа, семья… Это же самые важные в жизни вещи! И они просто на глазах разваливаются!
– Эй, радость моя, притормози. – Вера вытянула руку вперед запрещающим жестом, и Марафет испуганно вскочил на лапы.
Марьяна мгновенно схватила его, не дав удрать. После чего встала с табуретки и принялась нервно ходить по кухне взад и вперед, прижимая кота к груди. Благо кухня была большая. На ее собственной кухне, в квартирке, которую она купила в кредит, ходить было невозможно. Один шаг в любую сторону – и вот тебе препятствие.
– Обещаю, я поговорю с мамой, – сказала Вера скучным «взрослым» голосом.
– Не надо, – помотала головой Марьяна. – Иначе все вообще станет… невыносимым. Так хоть какая-то видимость семьи…
Продолжая мерять шагами кухню, она принялась истово гладить Марафета по голове, и через минуту тот стал гораздо больше похож на какого-нибудь мангуста, чем на сибирского кота.
– Марьяш, но ведь у тебя сейчас все начинает налаживаться, – робко напомнила Соня, исступленно вертевшая на пальце кольцо.
– Что у меня начинает налаживаться? – спросила Марьяна враждебно.
– У тебя появился новый парень, ты устроилась на работу…
– Полетика? Господи, да что ты говоришь! Разве он сравнится с Аликом? С тем, что у меня могло бы быть? И работа… У меня подмочена репутация, обо мне шепчутся в курилках. Журналистский мир довольно тесный, там все друг друга знают… Ну, если ты, конечно, собой что-то представляешь. А я собой что-то представляла до тех пор, пока меня не выставили на посмешище.
– По-моему, ты преувеличиваешь свою значимость, – пожала плечами Вера. – Люди пошептались и забыли, а ты по-прежнему полагаешь, что каждый показывает на тебя пальцем.
– Оставь, Вера, – с нажимом произнесла Марьяна, ткнув в нее котом. – Мне никогда уже не выступать в высшей лиге. Грандиозные перспективы пролетели мимо. Вот что меня убивает.
– Да ты просто нытик, – презрительно бросила старшая сестра. – Тебе всего двадцать восемь лет, а ты развела такие страдания, как будто тебе сто восемьдесят восемь и пора покупать белые тапочки. Перед тобой целая жизнь, полная событий, встреч, любви… Зацикливаться на неудачах – все равно что отказываться от путешествия из-за собак, гавкающих на обочине.
