Впрочем, люди платили ей той же монетой, бросая вслед нелестные оскорбления, которые и цензура бы не пустила в эфир. Какая-то обоюдная взаимная неприязнь. Но ведь не просто так же это! Откуда-то должна была взяться подобная нелюдимость. И основания, как оказалось, имелись.
Как рассказала Бабочка несколько лет назад что-то произошло в жизни Полины. Подробностей никто не знал, но на стрессе она подсела на какую-то муть и окончательно слетела с катушек. Дело дошло до закрытой психиатрической лечебницы, куда её засадил богатенький папаша.
Конечно же, отношение окружающих к наркоманке-однокласснице испортилось. Её гнобили, обходили стороной, унижали. Потом на несколько месяцев Абрамова исчезла (лежала в лечебнице), всё поутихло, а в один прекрасный день внезапно вернулась. Уже такой: одичалой недоготкой.
Вишня искренне пожалела, что вчера нагрубила ей. Незримая война, где один делает больно другому, на что тот в ответ делает ещё больнее ― полная глупость. Кто-то должен остановиться и первым протянуть руку перемирия. Либо мир, либо ты. И раз Полина этого делать не хотела, миру придется пойти на уступки.
Именно поэтому на следующий день во время обеда Багрова подсела к ней на ступени лестницы возле уличного кафетерия. Абрамова, подтерев тыльной стороной ладони вытекший из сэндвича соус с уголков губ, с раздражением уставилась на нежелательную персону.
― Чего надо?
Её дружелюбно протянули руку.
― Мир?
― Чё?
― Нам абсолютно нечего делить, так что и цапаться нет смысла.
Полина, дожевав обед, равнодушно вытерла руки об рваные на коленях сетчатые чёрные колготки и поднялась с места.
― Что за слюни ты тут напустила, мать Тереза? В подруги набиваешься? Мне это ни одним местом не упёрлось. Отвянь, пока не вмазала.
Пнув пустой одноразовый бокс от сэндвича, она молча ушла, топая массивными лаковыми берцами. Вишня так и осталась сидеть с протянутой рукой, как полная идиотка, однако таковой себя не чувствовала. Первый шаг навстречу сделан, а это уже что-то.
― И что ты пыталась этим добиться? ― раздался за спиной насмешливый голос. Кира. Жёлтый вязаный свитерок, синие джинсы, падающие на лицо локоны ― как-то тут не особо соблюдают чёрно-белую палитру. Видимо, установленное правило больше приравнивалось к просьбе. ― Только время зря потратишь.
― Ещё посмотрим, ― Багрова поднялась со ступеней, отряхивая пятую точку от песка. На тёмных джинсах вечно вся гадость видна.
― Зачем тебе это?
― Кто-то же должен.
― Ты выбрала неправильную позицию. Сначала дура Бабочка, теперь этот фрик. Любишь жалеть убогих?
― Лучше убогие, чем самоуверенные выскочки. Убогие могут ещё удивить, а вот от выскочек ничего нового ждать не приходится, ― уходя, бросила ей напоследок Вишня. Она не желала и дальше общаться с Кирой. Этот человек был ей противен. Уже тем, что ставил себя выше других.
― Кстати, ― окликнула чирлидерша её спину. ― Новенькая. Хотела предупредить: руки прочь от моего Исаева! Он тебе не по зубам.
Ха! Вот, значит, как.
― Да и тебе, судя по всему, тоже, ― насмешливо изогнув бровь бросила ей через плечо Багрова. ― Как я успела заметить, ты у него не пользуешься особой популярностью.
― Зря так думаешь!
― Да я вообще ничего не думаю. Не люблю влезать в чужие дела. Разбирайся с ним сама.
― Я-то разберусь, а ты не смей вставать у меня на пути. Иначе я устрою тебе настоящий ад.
Вишня тяжело вздохнула, опечаленно качая головой.
― Боже, ― ужаснулась она себе под нос, оставляя Киру наедине с собственным ядом. Обеденный перерыв скоро закончится, а она и поесть-то не успела. В животе требовательно урчало. ― Не школа, а Санта-Барбара.
Не Санта-Барбара, а филиал дурдома, как оказалось. Первая учебная пятница в этом окончательно её убедила, когда в обеденный перерыв она, прикупив коробочку песочных корзинок с взбитыми сливками, по неосторожности решила угостить десертом привычно сидящую вдали от всех Полину.
Дело было как. Заставив поднос овощным салатом и жареной картошкой, политой плавленым сыром, Вишня с Бабочкой искали место на улице. Столики привычно были забиты до отказа и пускать посторонних в свой крохотный мирок никого не хотели.
После долгих поисков вдалеке был обнаружен одинокий парень с копной курчавых волос и в круглых очках в толстой оправе. Сутулый, худой, рубашка висела на его плечах, как на вешалке. Паренёк что-то увлечённо читал, вслепую поедая суп.
― Кхм… ― вежливо привлекла к себе его внимание Вишня. ― Привет. Можно присоединиться?
Ложка в руке дрогнула и всё содержимое оказалось на коленях парня. Но он этого и не заметил даже. Слишко был поражён тем, что на него обратили внимание. А то как же.
Вообще-то он жил по принципу: я никого не трогаю и меня не трогайте в ответ. И весьма был доволен действующим положением дел, так как нынешнее окружение, по его скромным меркам, оставляло желать лучшего. Теперь же внезапная перемена заставляла напрячься.
― О, ― поняв, что молчание затягивается, засуетился он, вытирая локтем мокрый подбородок. Надо, наверное, проявить вежливость? ― Можно. Пожалуйста… ― стопка тетрадей и учебников, которую он хотел сдвинуть, завалилась на землю. Они не особо и мешали на самом деле, это скорее служило этаким символичным жестом. ― Прошу прощения…
Вишня, отставив поднос на стол, поспешила на помощь. Кое-как оплошность была урегулирована. Все разместились за столиком.
― Я Вишня, ― Багрова миролюбиво протянула парню руку. На её ладонь посмотрели с сомнением. Столько недоверчивости.
― Веня, ― подумав, отозвались в ответ. ― Вернее, Вениамин.
― А я Бабочка, ― облизывая вымазанную в йогурте ложку, представилась Лена, сверкая большой объёмной бабочкой в виде колечка на безымянном пальце.
― Знаю. Мы уже два года учимся в одной школе.
Светло-серые глазки недоверчиво округлились.
― Правда?
Веня деловито поправил очки.
― И вместе ходим на английский и информатику.
Глаза Бабочки готовы были вывалиться из орбит. Ещё больше изумления они бы уже не выдержали.
― В самом деле? Я тебя совсем не помню.
― Разумеется. Ведь это так типично: врождённое тщеславие у членов высшего сословия по отношению к тем, кто ниже. Ничего не поделаешь. Неприкрытая дискриминация привычное дело не только в подростковых фракциях, но и в зрелом возрасте. Это неизбежно.
Лена обиженно надула губы.
― Я не эта… фрикция твоя. Зачем сразу обзываться?
― Фракция, а не фрикция, ― поправил её Веня.
― Неважно. Всё равно звучит оскорбительно.
Вениамин, не удержавшись, закатил глаза. Он уже начинал жалеть, что проявил вежливость. Но вот беда, грубить и не умел. Не хватало смелости.
― Фракция ― это группа людей, объединённых какой-то характерной чертой.
― А-а-а… ― протянула та, пытаясь разом объять необъятное. Поняв, что это бессмысленно, она, выбросив всё лишнее из головы, согласно всплеснула руками-крылышками. ― Ну тогда ладно.
Вишня, поедающая с аппетитом салат, заметила промелькнувшую в стороне тёмную гриву волос с вплетёнными в неё цветными прядями (видимо, пряди были накладные, потому что она меняла их расцветки едва ли не каждый день). Полина миновала переполненные столики и привычно уселась в гордом одиночестве на лестничные ступени.
Багрова, отложив вилку, поднялась с места.
― Я сейчас, ― прихватив упаковку приобретённых в буфете песочных корзинок, предупредила она товарищей.
― Может, не надо? ― с плохим предчувствием пугливо вжала голову в плечи Бабочка.
― Согласен, ― удивлённый, что говорит это, поддержал её Веня. ― Абрамова олицетворяет собой стандартный набор клинических диагнозов: мизантропия, нарушение поведенческой адаптации и реактивный психоз. Таких людей любой психиатр советует обходить стороной, так как они непредсказуемы и могут…
― Ну тебя с твоим креативным психозом и психиатром, ― с досадой перебив его нотации, отмахнулась Вишня. Ещё секунда и она уже направлялась к Полине.
