Я вернул стетоскоп на место в чемоданчик. Достал электронный градусник.
- На. Померяй температуру. Если что – уколю. А там и сама справишься. И сними ты, ради Христа, этот свитер. Как будто не знаешь, что нужно делать при температуре!
Думал, она меня пошлет. Но нет. Ариша только так посмотрела на меня странно, а потом послушно разделась. Прижала свитер к груди. Отвела взгляд и пробормотала:
- Спасибо вам.
- За что? – вскинул брови.
- За все. За то, что не стали жаловаться. Меня ведь с трудом приняли. А мне очень нужна эта работа. Я… - она покусала запекшиеся шершавые губы. - Она все, что у меня осталось. Понимаете?
Нет. Хоть я и был конченным трудоголиком, такого я не понимал. Потому что кроме работы у меня была семья. Мама, братья… Впрочем, мне не хотелось вникать в её проблемы. Это было совершенно лишне. Мне своих хватало – выше головы. К тому же каждый вроде самой Ариши норовил мне этих проблем добавить.
- Что ж ты, если так дорожишь работой, такие фокусы вытворяешь?
- Не знаю, - совсем сникла она. - Наверное, просто не могу иначе. А вы бы смогли?
Наши взгляды в который раз встретились. И столько я увидел в тех глазах, что холодок пошел по коже. Но я все смотрел. И смотрел.
- Не знаю, - проворчал, откашлявшись. Термометр пропищал, и я сам достал его у неё из подмышки. Присвистнул. – За тридцать девять перевалило, Арина Германовна. Ну-ка ложись…
- Зачем?
- Уколю тебя. Зачем же еще? И в следующий раз, если решите замерзнуть насмерть, делайте это на другой остановке, я вас умоляю.
- Да я просто задумалась. И забыла о времени…
Её веки отяжелели, а еще буквально через пару секунд Ариша опять уснула. И спала она так крепко, что ее даже не разбудил звонок в дверь. Приехали ее тетушка с дядюшкой. Шумные и обеспокоенные, они сначала по очереди на цыпочках проверили Аришу, а после засели в кухне с матерью узнать, что же такого случилось с «их девочкой».
ГЛАВА 5
Ариша
Заболеть, не отработав даже месяца – это, конечно, ни в какие ворота. Но когда температура к утру снова поднялась до критической, а к этой «радости» еще и обложило горло, стало понятно, что без больничного мне не обойтись. Тут хочешь не хочешь – надо. Не уйдешь сам – так отстранят принудительно. И непонятно, что хуже. Впрочем, мне было так фигово, что на угрызения совести просто не оставалось сил. Я отлеживалась и лечилась. Несколько раз, правда, пыталась встать, чтобы помочь тёте Наде по дому, но та об этом даже слышать ничего не хотела. И прогоняла меня обратно в постель. В которой я потом, не привыкнув к такой заботе, плакала. Благо мои шмыганья носом запросто можно было списать на простуду.
Дня через три, когда я немного оклемалась и даже выпила кружку бульона на завтрак, в дверь тихо постучали.
- Не спишь? – шепотом спросила тётя Надя.
- Нет.
- А там к тебе гости пришли.
- Ко мне? Гости? – я даже привстала, опираясь на локоть.
- Ну, да. Лидия Сергеевна.
- Какая еще Лидия… - начала было я и резко оборвалась, потому что практически в ту же секунду поняла, какая.
- Та самая. Твой ангел-хранитель. Я Лидочку теперь так и зову. И она не одна, представляешь? С сыном, – с намеком добавила тётя Надя. Куда она клонила, было понятно. Непонятно, какого черта здесь забыл Орлов. - Ты как? Может, посидим по-семейному? Выпьем чайку. Или это слишком?
- Слишком!
- Ох, а я так надеялась, что тебе уже хоть немного получше, – искренне огорчилась тётя Надя.
- Мне получше! Правда. Только ужасно неловко. Я как вспомню, что тогда уснула. У чужого-то человека. Стыдоба.
- Да какие же вы теперь чужие? Не выдумывай! Мы по несколько раз на день созваниваемся. То о твоем здоровье болтаем, то о преимуществах плаванья брасом. Ты знаешь, что Лидочка ходит в тот же бассейн, что и я? Нет? А вот представь себе. Да и что значит – стыдоба? Что стыдного в том, когда одному человеку плохо, а другой его не бросил в беде?
Только то, что я сама себя до этой беды довела, полтора часа сидя на остановке в тонкой курточке на рыбьем меху. Но вслух я, конечно, ничего не сказала. Иначе бы тётя Надя стала переживать и спрашивать, что же так сильно меня расстроило. А как тут объяснить? Я и сама не знала. Просто события последних месяцев, все мои тревоги и страх – бах, и выплеснулись наружу. И стало казаться, что все. Больше не могу. Просто так. Вроде как вообще на ровном месте.
Это теперь, когда отпустило, я могла над этим даже посмеяться. Вспомнив шутку из одного медицинского паблика: «Что значит - ты так больше не можешь? Все могут, и ты смогёшь! Дал бог дофамин – даст и норадреналин. Дал бог серотонин, даст и селективные ингибиторы его обратного захвата». Такая дурь, но настроение поднялось, как миленькое.
- Ну, вот! Уже улыбаешься. Так гораздо лучше. Может, тогда и выйдешь, а? Ненадолго. Хоть на минуточку…
Я с сомнением покосилась на себя в зеркало. Пугало пугалом. Вот и хорошо. Еще не хватало, чтобы этот медведь ревущий на меня пялился. А он пялился. Я это совершенно точно запомнила. Правда, первые дни мелькающие в голове картинки я списывала на горячку, но все ж.
Что я при этом чувствовала? Тогда – ничего. Было действительно плохо, и в голове сгущался туман. А потом, когда пошла на поправку… Даже не знаю. Я так давно не задумывалась о подобных вещах в принципе. И, в конечном счете, пришла к выводу, что мне все равно на его внимание.
- Ладно. Я только умоюсь.
И причешусь. И надену что-нибудь поприличней старой застиранной футболки, еще из запасов гуманитарной помощи, которую раздавали африканским нуждающимся их менее нуждающиеся европейские соседи по планете.
Уже в ванной решила, что надо бы и искупаться. Когда болела – было нельзя. А тут… Нет, мне, конечно, все равно, как я выгляжу в глазах Орлова, но вот как пахну – это уже другое. Правда? Мы не настолько близки, чтобы перед ним вонять. Я скользнула носом по плечу, поморщилась и решительно шагнула под душ. Вымыла и голову, справедливо рассудив, что лучше я буду с мокрыми волосами, чем с грязными. В общем, из ванной я выбралась минут через пятнадцать. Распахнула дверь и как в стену врезалась.
- Ой!
- Ой! – улыбнулся красивый мужчина. Где-то я его вроде бы видела, но вот где – вспомнить не получалось.
- Я – Ринат. Мы у мамы встречались.
- А-а-а, – то ли с облегчением, то ли со странным, совершенно неоправданным разочарованием протянула я, - Ринат. Здравствуйте. А я думала, что…
Что вместе с Лидией Сергеевной меня приехал навестить… другой её сын. Непонятно, конечно, почему я так решила. Дурочка. У того Орлова и без меня вся жизнь – лазарет.
- Что? – еще раз улыбнулся он.
- Неважно. Извините, мне нужно одеться. Туалет там… - бросила напоследок. Ведь зачем-то же он забрел в эти края.
- Спасибо, Ариша! – крикнул гость мне в спину.
В следующий раз мы с Ринатом увиделись, когда я, одетая и расчесанная, вошла в кухню. По тому молчанию, которое на секунду повисло за столом, поняла, что пока я отсутствовала, мне успели перемыть кости.
- Аришенька! А я как раз рассказываю Лидии Сергеевне и Ринату о твоих африканских приключениях, – подтвердила мои догадки тётя Надя.
- Здравствуйте. Извините, что заставила ждать.
- Что ты, деточка! Это мы нагрянули как гром среди ясного неба. Тебе и не до нас, наверное, вовсе.
- Нет-нет, ничего подобного. Все в порядке. Я… рада гостям.
- Мы все рады. Ариша долго жила за границей и растеряла всех друзей. Что ни говори, а на расстоянии дружеские связи поддерживать очень трудно. Так что новые знакомства нам только в радость. Правду я говорю, Аришенька?
- Конечно.
Кроме того, что никаких стоящих дружеских связей у меня никогда особенно и не было. Когда все нормальные дети гуляли, а потом, взрослея, сидели компаниями по вечерам на детских площадках и пели под гитару песни, я училась. Музыкальная школа, школа языковая. И обязательный кружок естествоиспытателей по вторникам. Даже на праздники, когда в родительском доме собирались гости, мне не с кем было поиграть. Я была поздним и не особо желанным ребенком. Когда я родилась, маме хорошо за сорок перевалило, отцу и вовсе за пятьдесят. И все их друзья были примерно такого же возраста, а то и старше. Естественно, их отпрыски давно уже выросли и вылетели из гнезда. И на тех взрослых посиделках я, сколько себя помню, была единственным ребенком.
