— Да. А что? — в очередной раз мило краснеет «соседка».
— Ничего, творожная ватрушка, — весело улыбаюсь, вытерев руки бумажными полотенцами.
— Ева!
— Ва-а! — отдавая эхом, восторженно шепчу, тиская девчонку за миленькие щечки
— Ты и злиться умеешь. Не злись. А то вылитый хомяк, вышедшей на последний бой.
— Что она сказала? — не сдаваясь, серьёзно повторяет Эми.
— Ничего. Помирились мы. Мир теперь у нас. Колготки будем на двоих делить. И помадой меняться.
— ЕВА. Хватит паясничать!
— Ладно, ладно, — выставляю ладони перед собой, "признавая" поражение.
— Не кричи. Правда помирились. Честное пионерское, — заверяю.
Не надо Ватрушкиной со мной на стрелку идти. Но, если расскажу, точно пойдёт. Поэтому вру, всеми способами.
— Ватруш, я пойду…кофе себе в автомате возьму. Через пятнадцать минут вернусь, — тараторю и пока девчуша не очухалась.
Дергаю ручку двери и вылетаю в коридор, мчась во дворик.
Хрен со мной, Холодцова. Поэтому сойдёмся же в схватке!
6
Благословение, что я решила не выделываться сегодня утром, и надела удобные кроссовки.
Мчаться по коридорам, а потом по грунтовым дорожкам и траве в туфлях, пусть и на толстом устойчивом каблуке, то ещё удовольствие.
Спустя долгое бухтение сердца на тему "не остановишься — ты, остановлюсь — я". Наконец, нашла искомое. Искомых.
Холодкова стояла, окружённая своей свитой, и ещё кучкой-дрючкой людей, рядом с фонтанчиком. И пила вкусный кофе из знаменитой кофейни.
Выровняв дыхание, очень пожалела, что по дороге не взяла хотя бы бурду из автомата. Уж думаю, со стаканчиком её, я выглядела бы словно прохаживаюсь, отдыхаю, релаксирую.
А не как сейчас. Взмыленная вся.
Прискакала, как сайгак. Остановившись лишь в метре. И не будешь же оправдываться, что не ради неё мчалась.
— Ну? — уперев руки в бока, прохожу сквозь расступившуюся толпу, которая тут же "сошлась" обратно, когда я встала напротив её предводительницы.
Мимолетно увожу взгляд в сторону. Туда, где кучка сторонних наблюдателей.
Зачем они тут?!
Ладно, Ева. Не обращай внимание. Вдох поглубже. А выдыхать пока не смей. Рано расслабляться.
— Чего хотела? Долго булки мять будешь?
— Давай поспорим, Ромашкина, — расслабленно с ленцой выдаёт королевишна недоделанная. Всё так же потягивая из трубочки напиток.
Сказала бы я ей прекратить тренироваться, но, думаю, опять обидится.
— Ты что ли фильмов подростковых пересмотрела, Холодцова?
— Холодкова, Ромашкина. Хо-лод-ко-ва, — еле держится, чтобы снова не вцепится мне в волосы гарпия.
Хотя как "снова". Снова — это как в мечтах её до этого часа было. В реале то я такого никогда не позволю.
— Ладно, — складываю руки на груди, а то они тоже зачесались от желания врезать по наглой морде.
В моём случае, в режиме реального времени, и очень-очень ощутимо.
— Так что всё же? Признаешься али нет? — тяну время, сама же пытаясь додуматься, что хочет горгона.
— В чём?
— Что киношек сопливых пересмотрела, — любезно поясняю.
— Если и так, — надменно фыркает девушка. — Наверняка поняла, что я хочу. Ты же такая у нас фифа. Вот и покажи мастер-класс.
— Блинчиков напечь? — не понимаю.
На самом деле, всё я понимаю. Догадываюсь, по крайней мере. Над ней же просто издеваюсь.
Народ, уже хорошенько так собравшийся вокруг, хохотнул. Оценил шутеечку мою.
— Романова видела?
— Это который Рома? Ещё бросил тебя перед всеми? — стебусь неприкрыто.
Но надо признать соперница достойно выдержала удар. Хотя и штукатурочка, с припухшего носа, слегка слетела.
— У нас других и нет. Ну?
— Не запрягала, чтобы нукать.
— Спорим?
— На что?
— Если выиграешь, в чём я очень сомневаюсь…
— Своё мнение при себе оставь.
— Так вот. Если выиграешь ты… — наглая девица подбегает ко мне, чтобы шепнуть на ухо такой бред, что я уже, ну не выдерживаю.
Опять начинаю истерично хохотать.
— Пробежать в трусах по универу? — Илонка краснеет от того, что я раскрыла всем её грязные мыслишки, но упрямо кивает.
Конечно. На попятный то не пойдёшь.
— Хорошо. По рукам, — жму тощую длань.
— Ты не сказала, что пожелаешь, если…
— Когда, Холодкова. "Когда" я выиграю. Но это я потом тебе скажу. Тоже на ушко, — улыбаюсь лукаво, заставляя соперницу побледнеть.
— Срок?
— Месяц, — берёт себя в руки она и вырывает руку из цепкого захвата.
— Отлично, — глумливо скалюсь.
— Уж месяца, чтобы взять неприступную крепость, хватит.
— Всё? Могу идти?! — как недавно со своей новой целью, не дожидаюсь ответа.
Разворачиваюсь и иду обратно к универу.
Только, когда никто не видит, волнуясь, закусываю губу. Другого поблизости, что можно было закусить, не было, приходилось извращаться.
Всё же не понимаю я.
Что это сейчас было?
Ладно, я роль играю. Но этой то… Какая польза в том, чтобы заставлять левую девку, соблазнять бывшего парня?! В чём загвоздка?!
— Постой, Ева! — зовут какую-то «Еву».
Имя пусть и нераспространённое, но не диковинка. Поэтому не оборачиваясь, иду к своей цели, а именно, кофейному автомату. Нужно взбодриться. Жизненно необходимо просто.
— Ромашкина! Я к тебе обращаюсь.
Вот это подозрительно. Чтобы и имя, и фамилия совпали. Но я как раз у автомата остановилась. Он на меня уже родненький смотрит. Один шаг до него.
Так что сделав нелёгкий выбор — не реагировать, преодолеваю шажок до цели. Пусть кричат. Уж так нужна, так нужна всем.
Наверняка очередную «стрелку» забивать пришли.
Ничё. Сами дойдут и скажут об этом. Не сахарные.
Жмякаю на кнопку, с надписью «капучино», и преспокойненько себе кидаю монетки в «монетоприёмник».
Есть ли такое слово, интересно? Размышляю ответственно, задумчиво глянув на «выпрыгнувший» стаканчик.
— Романов. А, Романов? — забирая стакан, опережаю поток нецензурной брани.
Уверена — она точно будет. Я ж его подружку ударила. Хотя та и заслужила.
— Что? — знакомо выгибает бровь.
Млин. Вспоминаю, что скоро его придётся отлавливать и влюблять. Потом сердце разбивать. И так далее по сценарию.
Двойной мли-и-ин.
— Чего хотел, Романов? — после того, как отпила обжигающий кофе, сразу мозги встали на место. Частично, но встали.
Минутная слабость прошла. Быстро передумала и на свиданку звать, и про Илонку говорить, чтобы усмирил. И плакаться, типа какая я бедная, несчастная. Заставляют меня тебя в себя влюблять.
Затыканию поспособствовало и то, что я вспомнила деталь, рассказанную Эми. Как «синхронисток» увезли в далекие-далекие дали.
Девчонка не уточнила, но вероятно, что в лес.
Так же вспомнилось, что отец у Холодковой — серьёзный дядечка, которого сам ректор опасается.
Не! Играя в гляделки с Романовым, чётко понимаю.
Совсем не улыбается висеть на ёлочке, болтаться. Поэтому для начала обдумаю всё хорошенько, а потом…потом.
— Ничего сказать не хочешь, — делаю вывод, спустя неприлично долгую паузу.
— Ну-с…бывай тогда, — отсалютовала бы, да вот незадача — стакан в руке.
Пришлось довольствоваться малым. Развернуться и направиться на следующую пару. И я дошла бы, если не он — король идиотов, схвативший за руку.
— Ай-я-яй, — воплю, под прицелом испуганных "луполок".
— Криворукий осел, — хнычу, едва сумев отлепить от живота горячую ткань рубашки.
Пальчики бедные мои. Простите, нерадивую хозяйку. Но надо спасать живот, надо. Как бы жалко вас не было.
— Подожди, подожди, Ев, — пытается Романов остановить.
Плюнула бы в рожу ему, с превеликим удовольствием. Шобы не давал больше никому д*бильные советы. Да воспитание не позволяет.
Рубашка вся в коричневых кофейных пятнах. Но это самое хреновое. Она обжигает получше утюга к пузу бандитом приставленного.
