ветви деревьев, запорошить молодые сосновые почки с иголками. Мы как-то даже отвыкли от такой погоды. Но сейчас природа настолько прекрасна, что хочется успеть насладиться ею хотя бы короткое время, пока всё не начало таять и превращаться в жидкую, грязную кашу под ногами.
— Тимоха! Племяшка, посмотри на Яну, малыш! — пытаюсь привлечь внимание трёхлетнего ребёнка и сделать несколько снимков на память.
Фотография — моя стихия. Вот уже около двух лет я работаю профессиональным детским фотографом. У меня своя фотостудия и хороший наработанный список клиентов. Исаев и тут постарался с подачи Вики. Сначала упиралась, потом поняла, что смысла нет. Всё равно будет так, как настоит глава семьи. Но если честно, я особо и не возникала, ведь фанатикам, одержимым определённой идеей, поддержка меценатов слишком ценная.
— Смотри сюда, Тимка! Где у Яны огромный помпон? — ловлю его эмоции и фиксирую, отправляя кадры на карту памяти, делая щелчок за щелчком. Прелесть. Малыш настолько фотогеничен, что снимки с ним, размещённые в фотостудии, не дают покоя многим родителям. Все хотят одного и того же: сногсшибательного результата и какой-то особенной семейной истории.
— На гааве! — смеётся Тимофей и бросает в меня неумело слепленный им снежок.
Хохочу вместе с ребёнком. К детям нужно применять особый подход. Я делаю снимки, играя с ними. Только так они выглядят настоящими и беззаботными ангелочками. Обычное позирование не подходит.
— А где сейчас вылетит птичка? — выбираю низкорослую ель с опущенными ветками и делаю пару снимков из-за длинных, облепленных снегом иголок. Эффект потрясающий!
— С топоата! — выкрикивает Тим, замечая за моей спиной прыгающую белку по стволе сосны. — Матъи, матъи, Ян! Бейка, бейка! Дай мине ешик! Хосю её комить!
Достаю из кармана пуховика несколько орехов и протягиваю Тимохе лакомства для грызуна.
— Держи скорее.
Прытко подбежав ко мне, пугает хвостатую, но та, замечая, как мальчик берет плоды с ладони, с хитрой мордочкой возвращается обратно.
— Она меня боица! Вот въедная бейка! — с недовольством констатирует Тим.
— Погоди немножко, — добродушно смеюсь. — Постой тихонечко. Ручку протяни. Вот так, — учу его, потому как из этих моментов может выйти замечательная серия фотографий. Он неуверенно протягивает руку ближе к носу рыжей попрошайки. Она принюхивается.
— Ай! Боюсь! — малыш одёргивает ладошку с орешками.
— Ты же мужчина! Что за выдумки? — наигранно удивляюсь я. — Ану-ка, протяни ручку обратно. Она не укусит. Смотри, белочка хочет есть. Она голодная.
Протягиваю ей кусочек печенья, но Тим начинает выпрашивать ещё один шанс.
— Хосю! И я, я! Дай мине! Я хосюкамить!
Исполняю его желание, наблюдая, как вспыхивают огнём янтарные радужки мальчишки. Он единственный в нашей семье, у кого самые обворожительные глаза с красновато-медным оттенком, обрамлённые чёрными, как смоль, пушистыми ресницами.
— Держи печенье, малыш, — вкладываю в его ручку кусочек выпечки. Он тут же протягивает белочке еду. — Смотри-ка, а ты ей понравился, Тим, — пользуясь случаем, делаю несколько снимков, как рыжая красавица пытается лапкой потрогать то, что ей так любезно предлагают.
— Ай… Хихихи… Секотна, Ян! — хохочет Тим, но терпит до последнего. Когда печенье оказывается схваченным и унесённым на верхушку сосны, ребёнок, довольный собой, начинает оглядываться по сторонам в поисках нового увлечения.
— Ты ж мой хороший, — хвалю его за смелость, целуя в раскрасневшуюся от холода щечку.
— Ян! Я хосюепитьсъеховика! Помозис? — спрашивает, хитро щурясь. Знает, что ему не удастся слепить огромного, поэтому строит мне глазки, маленький чертёнок.
— А как же, конечно помогу, любимый. Хочешь большого или среднего?
— Хосю как папа Адей! Охомного! Там, ядом с есницей, — указывает на крыльцо частного дома Исаевых.
— Есть хочешь? — интересуюсь, поглядывая на время. Ещё полчаса игр и домой, греться у камина. Не то обоим влетит.
— Неее! Епитьсъеххосю! — настаивает на своём малыш.
— Ладно, — иду на уступки. — Давай мне свой грузовик и лопатку. За полчаса справимся.
— Ян? А де маковка и салф?
— У меня в сумочке. Щас слепим снежки и достану, — прячу фотоаппарат в сумку и принимаюсь за дело. Тим тоже подключается к работе. Уверенно катает свой шар по снегу, увеличивая его в размерах. Через минут пять дело начинает идти куда веселее и быстрее. Оба с азартом втягиваемся в игру, нагуливая аппетит.
— Всё! Свершилось… — опираюсь на огромный снежный шар животом и перевожу дыхание. — Уморил ты меня сегодня. Последний штрих, и бежим ужинать. Наташа приготовила гуся и ждёт нас к столу.
— Матасаподозёт с ясом! — заверяет меня довольно-таки серьёзным тоном.
— Тогда няня с дядей Борей весь ужин съедят, — выравниваюсь, чтобы стряхнуть с себя снег. — И нам ничего не оставят.
— Матасаесёнакайдавает. Она алшебниса. Мы еддо забыли, — оглядывается по сторонам, ища глазами недостающий предмет.
— Охх… Завтра ведро наденем. Поздно уже. Давай пока нос пристроим ему.
Едва снежки располагаются один на другой, как маленький «начальник» выдвигает новые требования, настаивая на прямом вмешательстве в дизайн снеговика.
— Я хосю! Я хосю маковку поставить, Ян.
— Ставь уже, Хочуха, — отдаю Тиму овощ, приподнимая мальчонку вверх.
— И салф дай я!
— Вот чего ты старшими командуешь? — ворчу, опуская его на землю. — Можно, я хотя бы шарф ему надену? А?
— Нууу… лаадно… — грустновато соглашается Тимоха, а я посмеиваюсь над ним, пока он не видит. Смешной он всё-таки малый…
— Держи, — поднимаю с земли заранее приготовленные веточки. — Вставляй! Ему рук не хватает.
Тим, расплываясь в улыбке, быстренько справляется с заданием.
— Красота! — оцениваю наш совместный проект. — Становись-ка рядом, я для папы и мамы снимок сделаю.
— Ян, у тебя в топоатетичкиконсились!
— Так вон же одна на ветке! — шучу, вынимая из сумки фотокамеру, улавливая за спиной шум приближающегося автомобиля. — Ну наконец-то мама с папой домой вернулись!
— Ма! Па! Плиехали! Ула! Ула! Ула! — взрывается радостью малыш, не в силах устоять на месте.
— И подарок привезли, — подхватываю Тимофея на руки, беря курс по направлению к гаражу.
— Акойесёподалок?
— Сейчас увидим, что там за игрушку мама Вика с папкой тебе привезли из города…
