улыбаюсь, чтобы ему не пришлось произносить ее имя вслух. Я знаю, что он любит меня. Однажды он признался мне в этом, и хотя я не уверена, что он до сих пор это чувствует, я без тени сомнения могу сказать, что в его сердце всегда есть место для Тилли. Между ними что-то было, что-то общее, что-то, что я могла понять лишь потому, что испытывала то же с Бишопом. Когда Тилли исчезла, ему было больно. Так мучительно больно, что он никогда об этом не говорил. В каком-то смысле это нас связало.
– Я знаю, – шепотом обрываю его я, проведя рукой по его бицепсу. – И сейчас ты можешь меня опустить.
Он подчиняется, медленно ставя меня на ноги. Оказавшись на полу, я шагаю под воду, беру мыло и выдавливаю его на руку.
– Сними это. – Я щелкаю резинкой его баскетбольных шорт, но его рука тут же меня останавливает.
Наши глаза встречаются, и по моей спине пробегает холодок. Его глаза потемнели, сохранив усталое выражение, но в них еще виднелся огонь, и именно сейчас я поняла, что нам нужно провести черту – снова.
– Извини, – бормочу я, поворачиваюсь и ополаскиваю волосы, стоя к нему спиной.
– Ты знаешь, как сильно я хочу тебя, Мэдисон, но этого никогда не произойдет. Нам лучше не дразнить друг друга намеками.
– Я знаю, – шепчу я в ответ, поворачиваясь и скручивая свои длинные волосы в один большой пучок.
Я тянусь к его щеке, а затем нежно прижимаюсь к его губам. Это должен был быть тот самый поцелуй, которым вы одариваете свою первую любовь перед расставанием, безобидный, неуверенный, теплый, мягкий, нежный, родной, горячий, чувственный, сексуальный… о-о-о…
Я отстраняюсь назад, чувствуя, как мое тело отозвалось на поцелуй, и смотрю ему в глаза.
Он болезненно стонет, схватившись рукой за промежность.
– Уходи, котенок, пока я не трахнул тебя так сильно, что ты будешь звать меня Бишопом.
Это оказалось эффективным – меня словно окатили ведром ледяной воды. Я выхожу из душа, закутываюсь в шелковый халат и чищу зубы. Потянувшись к ручке двери, я замечаю лежащую на полу кучу окровавленной одежды.
– Что будет с телом?
Выключив воду, Нейт выходит из душа во всей своей обнаженной красе. Он следует за моим взглядом, замирает на куче вещей, а затем снова смотрит на меня.
– Я с этим разберусь. Все вещи будут уничтожены, и тебе больше не придется видеть это дерьмо.
Его тон такой спокойный, словно он говорит о футболе или о том, с кем переспал в прошлые выходные.
– Ты говоришь так, будто делаешь это каждую ночь.
– Я делаю это достаточно часто, – вот и все, что он сказал.
Я открываю дверь в свою спальню и направляюсь прямо к кровати. Откинув покрывало, я ныряю на прохладные чистые простыни. Окунувшись в аромат свежего лимона и лаванды, я поворачиваюсь к стеклянной балконной двери и смотрю на усыпанное звездами ночное небо. Этим вечером я увидела слишком много. Вещи, которые я не могу объяснить, и вещи, которые мне не хотелось бы объяснять, но теперь мне не удастся убежать от того факта, что все это произошло на самом деле, прямо передо мной. Я видела все так же ясно, как эти сверкающие в небе звезды.
Сегодня я помогла убить человека, и хотя сейчас я чувствую, что моя душа совсем опустела, завтра будет новый день, и я больше не буду проливать слезы об этой ночи.
– Бишоп… – начинает отец, наблюдая за тем, как Мэдисон, Джозеф и Нейт отъезжают от хижины.
Я, как обычно, пытаюсь его игнорировать, но это (как обычно) не срабатывает.
– Что? – рявкаю я, доставая телефон и набирая номер бригады зачистки.
– Сынок, я мог бы сам это сделать, – он указывает на мой телефон, но я равнодушно поднял на него глаза.
– Это то, к чему меня готовили, поэтому не удивляйся, когда я обхожусь без чужой помощи.
– Эй, братан! Мы отвезем Брантли домой. Ему нужно отдохнуть и все такое, – кричит мне Эйс, распахивая дверцу машины.
Хантер и Джейс уже давно ушли. Судя по всему, Хантер не в себе из-за того, что Мэдисон оказалась его сестрой. Остальные ребята, по-видимому, присоединились к Эйсу и Илаю.
Я киваю.
– Ага.
Завтра я разберусь с Брантли и узнаю, что у него на уме. Я и раньше о нем беспокоился, потому что он всегда казался мне неестественно счастливым. Я не догадывался о причине, но, поскольку нас с детства учили не распространяться о своем прошлом, я решил, что именно этому принципу он и следует. До сегодняшнего вечера я не подозревал о глубине его шрамов.
– Биш?
Голос заставляет мои глаза зажмуриться, а челюсть – напрячься.
– Биш, пожалуйста…
– Заткнись! – кричу я, обрывая ее и наконец позволяя себе на нее взглянуть. – Вы обе! – Я указываю рукой на нее и Элизабет. – Вы обе хоть представляете, какое дерьмо только что натворили?
– Вообще-то это я.
Папа подходит ближе, откидывает назад волосы и расстегивает воротник костюма.
– Они вернулись уже несколько недель назад и ждали, когда ты оступишься. Сегодня ты решил показать характер и едва не уничтожил весь Клуб. Такое не может просто сойти тебе с рук. И неважно, что ты мой сын. – Он подходит и наклоняется к моему уху. – Ты можешь быть настоящим монстром, сынок, но помни того зверя, у которого ты учился. – Затем он немного отстраняется. – Сейчас твоя мама на съемках в Коста-Рике, так что Хейл останется у нас.
– Черт возьми, да кто она такая! – взревел я, борясь с яростью, грозившей вот-вот вырваться наружу. – Ни за что.
– Она остается, – произносит он как ни в чем не бывало.
Я смотрю, как он медленным шагом направляется к своему «Рейндж Роверу».
– Садись в машину, сынок.
Что-то было не так. Он что-то мне недоговаривает.
Мы все сели в машину и, как только приехала бригада зачистки, выехали на шоссе. Всю дорогу до дома Мэдисон я кусал губы. Я хотел знать, что, черт возьми, нашло на моего отца, но знал, что из всех живущих на этой земле людей он был единственным, кого я не мог прочитать.
Элизабет выходит из машины, закрыв дверь, и я прижимаю к оконному стеклу средний палец.
– Я скоро свяжусь с вами, Гектор.
Он смотрит на нее краем глаза, а затем медленно кивает.
– Конечно. У вас есть мой номер.
Любой, кто не знает отца, не обратил бы внимание на этот немногословный обмен фразами,
