неуверенный взгляд. Теперь, кажется, смущается он.
Я настораживаюсь: надеюсь, он не думает, что я стану спать с ним уже сегодня. Потому что, если так, мне придется быть с ним грубой и никогда больше не встречаться, а я этого очень не хочу.
− Понимаю, что ты сейчас должно быть подумала, но нет, это не для этого я привез тебя к себе, − говорит он, глядя мне в глаза с самым искренним видом.
− Ты не можешь знать, о чем я подумала, − легкомысленно отрицаю я, на что он только усмехается.
Я чувствую, что Данте волнуется, когда отпирает дверь и впускает меня внутрь. Будто ему важно, что я подумаю о его доме и как ко всему отнесусь. Я с интересом осматриваюсь: здесь вполне уютно, порядок в той степени, которого можно ожидать от молодого парня, но обстановка и сама атмосфера такая же успокаивающая, как и сам хозяин.
− Мне нравится, − решаю я, кивнув Данте.
Он отвечает мне улыбкой.
На самом деле мне безумно любопытно, для чего он привез меня к себе так поздно, если не для того, чтобы склонить меня к лежанию в горизонтальной плоскости.
− Возможно тебе покажется это странным, но… − Он делает паузу, колеблясь, и что-то решив, кивком головы зовет за собой. – Пойдем, лучше покажу.
Интрига нарастает. Данте ведет меня на кухню, оборудованную в дальнем углу квартиры-склада.
− Ты хочешь, чтобы я готовила тебе?
Я шучу, но взгляд Данте подсказывает мне, что я недалека от истины.
Это самое странное первое свидание в моей жизни. Не то, чтобы у меня был большой опыт. И не то, чтобы это было свидание…
− Не совсем, но я надеюсь, ты поможешь мне.
Выгибаю брови и смотрю на него выжидающе.
− Нам нужно будет сделать пару десятков сэндвичей. Если мы будем делать это вместе, то все будет быстрей.
Может ли этот парень быть еще более необъяснимым?
− Ладно, но ты скажешь мне, для чего мы это делаем?
Данте кивает.
− Обязательно. Но позже.
Как бы меня не разбирало любопытство, но я набираюсь терпения, и мы приступаем к работе. Смазываем куски хлеба майонезом и горчицей, кладем начинку, накрываем. Отправляем в пакет. И так по новой.
− Суровая у тебя бабушка, − улыбаюсь я, когда проходит несколько минут, которые мы работаем в тишине – она не тягостная, но мне хочется узнать о нем как можно больше, а для этого нужно спрашивать.
− Алтея не моя бабушка.
Я удивленно смотрю на Данте. У меня не было сомнений, что это так.
− Тогда кто она?
− Просто старая женщина, которой я время от времени помогаю, − пожимает он плечом.
− Это… мило.
Я немного смущена тем, что меня это удивляет. Я помогаю своему деду, но тут все понятно – я его внучка, и он много лет обо мне заботился.
Почему это делает Данте? То есть да, это очень похвально и показывает его как замечательного человека, но многие ли парни его возраста поступают так?
Ловлю себя на мысли, что возраст Данте мне неизвестен. Ему точно больше двадцати, но сколько? Он выглядит немного старше, чем парни из университета.
− Ты учишься в Гонзаге? – Я не думаю, что это так, но должна же я в конце концов хоть что-то узнать о нем. К тому же, похоже, Данте не большой любитель говорить о себе.
− Я похож на того, кто учится в Гонзаге?
Он переводит взгляд с сыра на меня. Его губы складываются в улыбку, и я вновь чувствую это уже знакомое мление в животе.
Он волнует меня. Очень сильно. Так, что это даже немного пугает, потому что я не уверена, что он тот, кто заводит отношения.
А еще очень может быть, что у него есть девушка. Как я раньше об этом не подумала?
Мление сменяется беспокойством. Вот что мне точно не нужно, так это ревнивая подружка.
− Не очень, − честно отвечаю я. – Ты не студент, да? – Я вдруг отчетливо понимаю это.
Он качает головой, продолжая смотреть на меня.
Мление – беспокойство – страх –волнение и снова мление… Просто какая-то карусель.
− Сколько тебе лет, Данте?
− Сколько по-твоему? – Он выгибает одну бровь и это выглядит очень, очень сексуально.
Мне не стоит акцентировать свое внимание на ЭТОМ.
− Не знаю: двадцать три? – Испытываю досаду от того, что он отвечает вопросом на вопрос.
− Пусть будет двадцать три.
Я хмыкаю: ну это же абсурдно!
− Ты не любишь говорить о себе, да?
− В мире очень много тем, которые более интересны, чем моя персона, Кая.
С этим я бы поспорила.
− Но я никуда не тороплюсь, и знаешь, мне бы хотелось узнать немного больше о парне, дома у которого нахожусь. Ночью.
Мой тон легкомысленный, но Данте выглядит очень серьезным, когда отвечает.
− Я не причиню тебе зла, Кая. Это главное, что тебе надо знать. Ты мне веришь?
Он смотрит на меня со скрытой в глазах тревогой. А еще я вижу боль и огромную печаль, которые затаились так глубоко, что кажется, никогда и ничем не искоренишь их оттуда.
Этот парень с улыбкой, от которой захватывает мой дух – страдал. И я знаю это совершенно точно, при этом практически не зная его самого.
Я киваю.
− Да, Данте, верю.
* * *
Остаток времени, пока мы доделываем сэндвичи, я рассказываю ему о себе. О том, где родилась, что жила с бабушкой и дедом, и что поступила в университет Гонзага, чтобы быть рядом с дедушкой после того, как не стало ба.
Я не большой любитель говорить о себе – вот где действительно скука смертная, но Данте слушает меня с интересом, и я продолжаю.
Он сам спросил, что мне показалось немного нечестным, так как о себе говорить он отказывается, но этого я ему не сказала.
В моей жизни не было ничего примечательного, и я не делала тайны из своей биографии. Обычное детство, стандартные подростковые проблемы; никаких ужасов, никаких трагедий.
Случай этой весной – исключение и я оставляю за собой право не упоминать о нем.
О таком не говорят парню, который тебе нравится.
− Что дальше? – спрашиваю я, когда все двадцать сэндвичей готовы.
Данте бросает на меня загадочную улыбку, затем вынимает из нижнего шкафчика два больших термоса – один для чая, другой для кофе.
− Для кого
