придаю этому значения, почему он должен?
На светофоре он поворачивается, чтобы встретиться со мной взглядом.
— Послушай, ты мой брат, и я люблю тебя, но ты задница, когда она рядом. За последние несколько месяцев ты действительно взял себя в руки. Не выбрасывай все это на цыпочку, которая никогда не перестанет быть беспорядочной.
Что-то в этом — я не знаю, презрение в его голосе, снисходительность — застревает у меня прямо в животе. Купер может быть настоящим эгоистичным придурком, когда захочет.
— Это не значит, что я снова встречаюсь с ней, окей? Не будь таким драматичным.
Мы подъезжаем к нашему дому, двухэтажному, в стиле загородного коттеджа на пляже, который принадлежит нашей семье уже три поколения. Это место почти разваливалось, прежде чем мы начали делать ремонт за последние несколько месяцев. Это заняло большую часть наших сбережений и больше нашего времени, но это происходит.
— Да, ты продолжаешь говорить себе это. — Купер выключает двигатель с раздраженным вздохом. — Та же старая схема: уходит, когда захочет, внезапно появляется снова, и вы готовы вместе печь печенье. Звучит как другая женщина, которую ты знаешь? — С этими словами он выпрыгивает из грузовика и захлопывает дверь.
Ну, это было неуместно.
Из нас двоих Купер затаил самую сильную обиду на нашу маму, до такой степени, что он обижался на меня за то, что мне не нужно было ненавидеть ее так сильно, как он. Однако во время ее последнего приезда, я поддержал его.
Сказал, что ей больше не стоит здесь торчать, не после того, что она с ним сделала. Шелли Хартли, наконец, переступила черту слишком часто.
Но я думаю, что принять сторону Купера было недостаточно, чтобы заставить его смягчиться по отношению ко мне. Сегодня у всех полно ударов ниже пояса.
Позже, за ужином, Купер все еще не забыл о Женевьеве. Не в его характере.
Это чертовски раздражает. Я пытаюсь съесть свои чертовы спагетти, а этот мудак все еще лезет в меня, рассказывая Маккензи, которая живет с нами последние несколько месяцев, о том, как я практически трахнул свою бывшую на еще теплом гробу ее покойной матери.
— Эван говорит, что он будет через минуту, а затем оставляет меня одного в этом доме, чтобы выразить наши соболезнования ее отцу и пятерым братьям, которые в значительной степени думают, что это вина Эвана, что она сбежала из города год назад, — ворчит Купер, накалывая фрикадельку вилкой. — Они спрашивают, где он; тем временем он держит малышку мистера Уэста, наклонив над ванной или что-то в этом роде.
— Мы только поцеловались, — говорю я раздраженно.
— Куп, заканчивай, — говорит Мак, морщась от своей вилки, набитой макаронами и висящей в воздухе. — Я пытаюсь есть.
— Да, прояви немного такта, осел, — упрекаю я его.
Когда они не смотрят, я кладу кусочек фрикадельки Дейзи — щенок золотистого ретривера у моих ног. Купер и Мак спасли ее с причала в прошлом году, и с тех пор она почти удвоилась в размерах. Сначала я был не в восторге от идеи заботиться об этом существе, которое нам подбросила новая подружка Купера, но потом она провела ночь, свернувшись калачиком в конце моей кровати, видя щенячьи сны, и я сломался, как дешевая игрушка. С тех пор собака обхватила меня своей лапой. Она единственная девушка, которой я могу доверять, что она не бросит меня. К счастью, Куп и Мак сработались, так что нам не пришлось сражаться за опеку.
Забавно, как иногда складывается жизнь. В прошлом году мы с Купером составили, по общему признанию, подлый заговор, чтобы саботировать отношения Мак с ее тогдашним парнем. В нашу защиту скажу, что парень был придурком. Тогда Куперу пришлось испортить все веселье и заразиться чувствами к богатой студентке колледжа. Сначала я ее терпеть не мог, но оказалось, что я неправильно прочитал Маккензи Кэбот. По крайней мере, у меня хватило мужества признать, что я недооценил ее. Купер, с другой стороны, не может держать свои мысли при себе, что касается Жен. Типично.
— Итак, какова реальная история между вами двумя? — Спрашивает Мак, любопытство мелькнуло в ее темно-зеленых глазах.
Реальная история? Как мне вообще начать отвечать на это? У нас с Женевьевой есть история. Очень много. Некоторые из них великолепны. Некоторые, не очень хорошие. У нас всегда все было сложно.
— Мы встретились на первом курсе средней школы, — говорю я Мак. — По сути, она была моей лучшей подругой. Всегда хороша и готова ко всему.
Внезапно мой разум наполняется образами, как мы катаемся на мотоциклах по бездорожью в два часа ночи с пятой частью текилы на двоих. Серфинг на волнах, когда приближался ураган, а затем переждать шторм на заднем сиденье джипа ее брата. Жен и я постоянно бросали вызов друг другу в приключениях, попадая в несколько передряг со смертью или увечьями, от которых мы не имели права уйти невредимыми. В отношениях не было взрослых, поэтому никогда не было момента, когда кто-то говорил «стоп». Мы всегда гнались за кайфом.
И она была кайфом. Бесстрашная. Сама без сожаления, и, черт возьми, что кто-то мог сказать об этом. Она сводила меня с ума; не раз я ломал руку, борясь с каким-то мудаком, загоняющим ее в угол в баре. Да, может быть, я был собственником, но не больше, чем она. Она бы вытащила цыпочку за волосы за то, что та не так на меня посмотрела. Большая часть этого была как-то связана с эпизодической частью — ревновать, драться и оборачиваться, чтобы заставить другого ревновать. Это был немного запутанный, но это был наш язык. Я был ее, а она была моей. Мы были зависимы от примирительного секса.
Тихие моменты были такими же захватывающими. Лежа на пляжном одеяле в нашем любимом месте в заливе, ее голова на изгибе моей шеи, моя рука обвилась вокруг нее, когда мы смотрели на звезды. Шептать друг другу наши самые темные секреты и знать, что на другом конце никогда не будет осуждения. Черт, кроме Купера, она единственная, кто когда-либо видел, как я плачу.
— Было много расставаний и примирений, — признаю я. — Но это была наша фишка. А потом, в прошлом
