нормально?
- Обошлось.
В кабинете - Роман и ещё какие-то люди. Он в наручниках.
- Здравствуйте, - заходя, едва слышно бросаю я.
Дежурный объясняет спортивному мужчине постарше в чем суть.
Встречаемся с Романом взглядами. У него разбито лицо, руки ободраны об асфальт... Он в наручниках.
Я почему-то чувствую себя виноватой...
- Извини, пожалуйста, - двигаются практически беззвучно его разбитые губы.
Покаянно смотрит на меня.
Да извинила я! - хмурюсь. Ты с отцом теперь попробуй договорится об этом.
Не вмешиваясь в разговор, снимаю с плеч его куртку, отдаю одному из сидящих напротив парней.
- Там документы, ключи от машины и телефон, - зачем-то поясняю я. - А машина в тупике за торговым центром у Арены.
Парень смотрит на меня растерянно.
- Спасибо.
Расправляю длинный шарф, пытаясь спрятать за ним свой видок.
- Лиза?! - залетает отец.
Ну всё!...
Я успокаиваю отца, что в порядке, и - нет, никто меня не обижал. Кое-какие детали опустим так и быть! Но это же не меня, верно? Роман перепутал...
Мне его ужасно жаль!
И нет, никакой женской солидарности к Жанне в моей душе почему-то не рождается.
- Пап... - вытягиваю я его в соседнее помещение. - Ну отпусти его, пожалуйста.
- А чего ты его защищаешь?
- Он наверняка думал, что ты с его девушкой хозяйничаешь, понимаешь?
- Да как можно было перепутать? Что за бред?! Короче, кыш домой. Я без тебя разберусь.
Отворачивается, вставая в косяке и слушая, как тренер строго выговаривает Роману. Переключается на отца.
- Александр Михайлович, мы оплатим Вам лечение. Снимите, пожалуйста, ваши обвинения. Это же ошибка! Ну эмоциональный еще, мальчишка совсем, - говорит с такой скрытой интонацией, как иногда заступается за меня папа перед другими.
Но потом, ясное дело, дома прилетит от него так, что тушите свет! И Роману точно прилетит. Отец его? Слишком молод для отца. Тренер, вроде бы.
- А так - Роман хороший парень. Гордость России. Чемпион по краю. Соревнования скоро... Я прошу за него прощения. Мы сами его накажем.
- Да сам я за себя попрошу! - встревает Роман. - Вы извините, что я Вас... - вздох. - Немного швырнул.
- Немного?! Ну ты борзый! - взлетают брови отца.
- И за то, что Лизу напугал.
- Так! Кому и сколько здесь надо заплатить, чтобы забрать Шмелёва? - возникает позади меня Жанна, демонстрируя в пальцах несколько крупных купюр.
Курица... - закатываю я глаза.
Отец медленно разворачивается. Через плечо бросает на нее взгляд. Ловит следом в фокус меня. Переводит взгляд с меня на нее и обратно несколько раз.
- О как, - с недоумением.
- Вот так можно было перепутать! - развожу руками. - Отпусти парня, пап. Он же не меня "похищал", - скашиваю глаза на Жанну. - А за тебя его уже и так отпинали. Да и… настоящая “жертва” сама за ним прибежала.
- Так я не пойму, чего ты за него заступаешься-то?! - опять злится он. - Привет, стокгольмский? Так что-то быстро...
- Кстати - да! - недовольно упирает руки в бока Жанна. - Есть у него кому впрягаться и без тебя!
Может и есть, да только отец никого, кроме меня сейчас не послушает. У него там ядерный реактор набирает обороты, что Роман угрожал любимой дочери. Я по глазам вижу!
- Он меня не обидел. Как только понял, что ошибся, сказал позвонить тебе и что мы едем обратно. И все, клянусь, пап!
- Так что там со Шмелевым? - перебивает меня Жанна, с вызовом глядя в глаза отцу. - Сколько?
Это всё неприятно...
- Почему она здесь? - переводит на нее свирепый взгляд папа. - Я что - разрешил кого-то ещё пустить?!
Дежурный выводит возмущенную Жанну.
- Папочка... - свожу брови домиком. - Пусть уезжают.
С крайней степенью раздражения отец возвращается в кабинет.
- Короче так, борзый.
Я пытаюсь выглянуть из-за спины.
- Отсидишь пятнадцать суток. И, так и быть, - свободен. Но ещё раз увижу тебя рядом с Елизаветой... - с угрозой. - Уведите его!
Роман, не споря поднимается на ноги. Встречаемся снова глазами. Взгляд его расфокусируется, лицо расслабляется. И внезапно он начинает оседать.
Парни, подскакивая, ловят его и присаживают к стене.
Отец смотрит на них недовольно.
- Голову что ли отбили?..
Белая водолазка и рубашка - все в подсохшей крови.
- Хер с вами, ладно, - машет рукой отец. - Не оформляйте его. “Гордость” всё-таки… Пусть в больницу везут. И так башки нет, а тут последнее отбили.
Выдыхаю. Точно - привет, стокгольмский!
Повисая у отца на локте, шепчу ему в ухо:
- Ты самый справедливый и великодушный! И самый мой любимый папочка… Хочешь, я испеку тебе пирог?
Чувствую, как плечи его расслабляются.
- Морковный…
Всё. Историю можно забыть. Только теперь мой шарф пахнет чужим парфюмом… Так постирай его, Елизавета! И…забудь.
- И - переоденься, твою мать! - выдергивает меня в реал гневный шепот папы. - Весь отдел уже рассмотрел задницу твою в деталях. Месяц обсуждать будут!
Оу…
Отлежав в больничке пять дней, наконец-то выхожу на волю. Что могли травматологи починить - починили. Теперь надо идти сдаваться нашим спортивным реаниматорам - Аленке и Аише Артуровне. Чтобы привели в рабочее состояние.
Встречает меня на машине мама. Только вчера приехала из командировки. А батя вообще бухает...
Сажусь на переднее сиденье.
- Ну как ты? - смотрится в зеркало, подкрашивая губы.
- Ну посмотри - как я.
Опуская зеркало, переводит на меня взгляд.
Я - не очень... Под глазами цветут синяки. Губа зашита и заклеена. Ухо тоже зашито. Над бровью крупная ссадина. Шоркнулся об асфальт.
- Мда, - поджимает она губы.
На этом всё. Ей просто похуй!..
- Домой?
- Нет. Не хочу. В Спарту отвези.
- А что ты таким тоном со мной говоришь?
- Может быть, потому, что ты ко мне даже в больницу не пришла?
- Я работаю, Рома. И не могу бросать каждый раз работу, когда ты решаешь отхватить по лицу. Какой черт тебя дернул нарваться на ментов?!
- Ты не работать ездишь. Зачем врать?
- В любом случае, это тебя не касается. Я в твои личные дела не лезу, заметь!
- А иногда стоило бы.
- В четырнадцать ты вопил об обратном.
