Второй аргумент… тайный. Я хочу, чтобы отец снова дарил подарки только мне одному, а не этой мажорке проклятой… Нет. Зачем я себе вру? Какие ещё подарки?! Давай-ка, Саша, ты будешь честен сам с собой. Ты страстно горишь желанием всё рассказать отцу, потому что где-то в самом потайном уголке своей души надеешься, что Максим, оставшись свободной (пусть хотя бы наполовину), сможет стать… моей близкой подругой.
Ай! Что я несу! Даже думать об этом не надо. «Я не извращенец», – твержу себе.
– Теперь о том, что ты вчера натворил на юбилее отца, – возвращает меня голос мамы к реальности.
Она пристально смотрит на меня, пытаясь уловить мой взгляд. Не получится. Я смотрю куда угодно, только не на неё.
– Твое вчерашнее поведение, – голос матери звучит, как натянутая железная струна, – даже предосудительным назвать сложно. Оно – отвратительное. Мерзкое. Ты выставил себя человеком… – Она пыталась подобрать нужное слово, а уж если профессор филологии в затруднении, значит, дело моё совсем плохое… – Безответственным, неуважительным. Да, твой отец ушел от нас. Но это не означает, что ты имеешь право относиться к нему неподобающим образом!
Я слушаю эту нотацию и впервые в жизни согласен с каждым словом. Когда был подростком, то часто спорил. Понятно: выслушивать лекции, когда тебе с дерьмом мешают, кому же захочется? Но теперь что придумать в своё оправдание? Что Максим меня напоила? Но ведь это я сам поддался на её провокацию. Она же не вливала мне водку насильно в рот. Я всё это делал сам, пытаясь показаться ей крутым перцем. Показал. Идиотина же.
Мама замолчала, ожидая моей ответной реакции. А что ей сказать?
– Прости, я понимаю, – только и нашелся, что ответить. Ну, мажорка! Ну, гадина! Ох, я тебе и отомщу за свой позор! Нет, это все-таки ты виновата! Подначивала меня, подкалывала. Надо срочно позвонить отцу и всё рассказать.
– Надеюсь, ты запомнишь этот урок на всю жизнь, – сказала мама и вышла из комнаты.
Я же, посидев с минуту, схватил свой старый смартфон. Подождал, пока тот начнет подавать признаки, вставил симку, набрал номер отца. В ответ – сообщение о том, что номер абонента выключен или находится вне зоны действия сети. И как теперь быть? В груди полыхает желание праведной мести, а тут такое. Да, у него же есть домашний телефон! Набираю номер. Никто не отвечает. Неужели на работе? После юбилея-то?! В выходной день?!
Третий номер, зеленая кнопка, вызов. Хоть бы в офисе оказался!
Глава 6
Продолжаю упорно звонить отцу.
– Холдинг «Лайна», я вас слушаю, – говорит мягкий женский голос. Узнаю, кому он принадлежит. Это секретарь отца, Маргарита Петровна. Милая женщина лет пятидесяти пяти, которую отец пригласил на работу очень давно, когда ещё только начинал свой бизнес, и с тех пор она у него трудится бессменным секретарем и руководителем аппарата. Я так понимаю, это те люди, которые перекладывают бумажки по столам. Что ж, наверное, тоже дело нужное. Не мне судить, я в бизнесе ничего не понимаю. Тем более в таком многостороннем, как у отца.
– Доброе утро, Маргарита Петровна, – здороваюсь я. – Скажите, а папа на месте?
– Здравствуйте, Саша, – отвечает секретарь. – Да, сейчас соединю.
– Спасибо, – отвечаю я. В трубке раздаются щелчки переключения, идут длинные гудки. Один, второй… пятый… Нет ответа. Вдруг трубку поднимают, и я стремительно говорю. – Папа!..
– Простите, Саша, – растерянно говорит Маргарита Петровна. – Но ваш отец сказал, что не хочет с вами разговаривать. Извините. Может быть, вам нужна какая-то помощь? Я ему передам…
– Нет, спасибо, – говорю я и кладу трубку. Надежда на примирение с отцом рухнула на пол и разлетелась на крупные куски. Пока они большие, ещё их можно, наверное, склеить. Но ваза нашего доверия уже не будет прежней… Что-то меня на философию потянуло. Стало очень грустно и одиноко. За стеной мама, которая на меня обижена. За несколько километров – отец, не желающий со мной разговаривать. Никому я не нужен в этом мире…
Во входную дверь квартиры раздается звонок. Жду, пока мама откроет. Не хочу идти, не желаю никого видеть. Но моя строгая родительница обижена так сильно, что не думает даже покидать своего рабочего кабинета. Ладно, я не гордый сейчас. А, как у Достоевского, униженный и оскорбленный. Потому пойду и открою сам.
Интересно, кто там? Вообще-то у нас внизу консьерж сидит в довольно уютной будке, которую ему построили специально. Чтобы зимой тепло, а летом – прохладно, там даже собственный кондиционер есть. Ещё крошечный диванчик, маленькие холодильник и телевизор. Просто дом у нас не совсем простой, «академический»: всего четыре этажа, по две квартиры на каждом, и сплошь профессоры да академики. Народ интеллигентный, потому ценит больше всего покой и уют.
Консьерж – это строгая и принципиальная Арсения Аркадьевна, или, как мы её между собой зовем, Ара. Но не путать с попугаем, поскольку наша консьерж – женщина очень хорошая, только у неё есть два бзика – чистота и порядок. Потому если кто-то попробует войти, предварительно не условившись о визите с хозяевами квартиры, она не пустит. Умолять бесполезно. Станешь угрожать – вызовет охрану, у неё там под столом кнопка вмонтирована.
Звонок в дверь означает, что пришел кто-то, кого Ара знает. Кажется, догадываюсь. И от этого на душе легче не становится. Тебя только мне сейчас не хватало для полного счастья. Да, точно. Вижу это лицо в дверной глазок. Открываю.
На пороге – сияющая, с легким румянцем на щечках, обнажившая свои белые зубки в широкой улыбке Лиза. Она же – Елизавета Петровна, моя девушка. Да, именно так. У меня есть подружка, о которой я последние пару дней вообще не вспоминал. Всё эта Максим, чтоб её! Пробудила во мне какие-то потаённые то ли чувства, то ли желания, то ли всё сразу. Я даже стал думать по вине мажорки, что влюбился в неё.
Кстати, вот и прекрасный способ проверить!
– Привет! Проходи! – натужно улыбаюсь Лизе, которая как всегда не замечает моего истинного настроения. Она девушка простая, как мне думается. Если улыбаюсь, ей подтексты не нужны. Значит, у меня всё хорошо. Пусть так и думает пока. Потому что я должен прямо сейчас проверить, втюрился я в Максим или нет.
Помогаю Лизе раздеться, убираю её пальто в шкаф в прихожей, она снимает полусапожки, и мы идем в мою комнату. Едва запираю дверь за собой, как прижимаю Лизу к себе и начинаю целовать. Она привычно и мягко поддается на мои прикосновения. От неё пахнет жасмином – обожаю этот аромат, и потому она его сегодня использовала. Знала, что буду дома. Но откуда? У мамы поинтересовалась по телефону, видимо. Мне-то дозвониться не могла.
Мы жарко целуемся, наши языки танцуют жаркое эротичное танго, а мои руки скользят по платью Лизы, гладя через ткань её маленькую аккуратную попку. Правда, до кожи там довольно далеко: под юбкой прощупываются колготки, под ними – трусики, и лишь потом… Ничего, я доберусь. Я хочу добраться, у меня даже начинается шевеление в нижней части паха. Мошонка сжимается, это предвестник эрекции.
– Мама дома? – с трудом оторвавшись от меня, спрашивает Лиза. Ну, спасибо тебе, добрая девушка. Сексуальное напряжение как рукой снимает. Внизу все распускается, никакого напряжения больше нет. Я опять ничего не хочу.
– Дома, – говорю я. В моем голосе Лиза слышит раздражение, потому её бровки поднимаются вверх:
– У вас что-то случилось?
– Случилось, – бурчу я. Говорить Лизе ничего не хочется. Да и зачем? Формально она всё ещё моя девушка, только у меня теперь в сердце мажорка поселилась. Приперлась туда, как лиса в заячью норку, да и развалилась. Мол, я тут стану жить вместе с вами. Со мной, то есть. И как её выгнать? Ружья, как у того зайца из сказки, у меня нет.
– Расскажи, – Лиза делает озабоченное лицо. Мы садимся на диван, и я выкладываю ей всё, что со мной случилось вчера. Только опускаю рассказ о том, как испытал приступ влюблённости. В моем рассказе всё просто: мажорка меня напоила, опозорила, потом отвезла к своему любовнику и бросила там пьяного.
