себя мокрое белье, а за ним брюки и блузку, приезжает Генрих. Берет раненого на себя, извинившись перед своим боссом за это «досадное недоразумение» и позволив тому одеться.
Все еще дрожа и помалкивая, я стараюсь не смотреть на труп, не реагировать на всхлипы второго парня. Нахожу свой смартфон, убираю в сумку, прижимаю ее к себе и жду дальнейших указаний.
— Демид ждет внизу, — сообщает Генрих. — Он отвезет вас в Росинку.
Застегнув брючной ремень, Громов набрасывает на плечи рубашку, берет в одну руку айфон, другой хватает меня за запястье. Будто раскаленные кандалы надевает с шипами вовнутрь. Вздрогнув, шарахаюсь от него, и он на секунду замирает, взглянув на меня.
— Испугалась, Катерина? Не ссы, я же уже дал тебе три дня. Генрих подтвердит, что я слов на ветер не бросаю.
— А если кольцо вернется раньше? — бормочу почти бессвязно.
Он делает шаг ко мне, подходит вплотную, рассматривает и скалится:
— С тобой интересно. Так что три дня со мной ты в любом случае проведешь.
— А п-потом? — смотрю на него затравленно снизу вверх.
— А потом посмотрим…
Сначала я восприняла произошедшее, как издевку судьбы. Потом обещанные пять сотен долларов вскружили голову, и я решила, что мне впервые в жизни повезло. Теперь я получила удар. Болезненный. Острый. Нестерпимый.
Я едва чувствую ноги, плетясь за Громовым. Наспех застегнув рубашку на пару пуговиц, он в корне игнорирует любой подозрительный взгляд тех нескольких человек, с которыми вообще можно столкнуться на рассвете. Его попросту не колышет, что о нем подумают люди. Любого за шкирку возьмет и прошипит в лицо, что его это не касается.
Заталкивает меня в машину, наконец отпустив мое запястье. Сам садится на переднее сиденье и велит Демиду гнать. Бесцельно крутит айфон пальцами, спокойно любуясь городскими пейзажами. Словно мы, как самые приличные люди, проснулись по звонку будильника, приняли душ, мило позавтракали, выпили кофе и, полные бодрости, отправились по делам. Никто на нас не нападал, он никому не простреливал башку и не мучил раненого парня допросом, позже кинув его на растерзание своему головорезу.
Перед глазами опять мелькает распластавшаяся по полу туша в луже крови. Слышу хриплые стоны раненого. Наверное, пуля задела легкое. Тогда жить ему осталось недолго. Вряд ли Генрих повезет его в больничку.
— Извините, есть жвачка? — прошу я, не понимая, откуда у меня вообще появились силы и смелость заговорить. Похоже, проклевывается жажда жизни. Заблюю этот дорогущий салон — и сделка о трех днях быстро утратит силу.
— Слышишь? — переспрашивает у Демида Громов. — Жвачка у тебя есть?
Тот мотает головой, перестраиваясь в краевую полосу.
— Укачало? — Антон оборачивается, и я невольно вздрагиваю от его взгляда.
Молча киваю, сомкнув губы. Пусть думает, что тошнит, потому что укачало, если для него убийство в порядке вещей.
— Вон пивнуха круглосуточная, — указывает Демид на вывеску в старом многоквартирном доме. — Какую взять?
— Не имеет значения, — отвечаю, чувствуя себя не в том положении, чтобы выбирать.
— Возьмешь каждой по пачке! — приказывает ему Громов.
Демид паркуется возле магазина, достает из перчаточного ящика свой бумажник и, пока закрывает его, я успеваю увидеть еще один пистолет. Впечатление, будто Громов ими со всех сторон утыкан. Куда не сунься — ствол. Заряженный. Наготове.
— Первый раз всегда так, — говорит он, глянув на меня в зеркало над стеклом. — Но ты же понимаешь, что выбора у меня не было?
Я опять киваю, не произнеся ни звука. Раз ему удобно так себя оправдывать, я спорить не стану.
— Ты, кстати, мне шкуру спасла. Не разбудила бы меня, и сейчас подушка впитывала бы мои мозги.
Отрывисто вдыхаю через рот. Лишь бы не вырвало. Лишь бы не вырвало…
— Ты там блеванула вроде. Колечко не выскочило?
Задрожав, крепче прижимаю сумку к себе.
— Нет. Я бы заметила.
— Ладно. Будем ждать, — подмигивает мне и переключается на вернувшегося с горстью жвачек Демида.
— Вот. — Тот высыпает пачки мне на колени. — Взял все, что было.
— Спасибо, — пищу, схватив первую попавшуюся и разорвав ее. Подушечки высыпаются на сиденье и мне под ноги. Резко поднимаю лицо. — Я все соберу!
— Да оставь, — усмехается Громов. — На мойке почистят.
Сглотнув, закидываю в рот две подушечки, разжевываю и немного успокаиваюсь от ударившего в нос холода ментола. Пальцы все еще дрожат, ладони потеют, постукивают зубы. Даже рубашка прилипла ко мне мокрыми пятнами, но не из-за невысохшего бюстгальтера, а от страха, окутавшего меня ледяной пленкой пота.
Откинувшись назад, отворачиваюсь к окну и весь оставшийся путь борюсь с рвущейся наружу истерикой. Лучше не злить этого маньяка. В его кармане наверняка припрятан скальпель, которым он с легкостью вскроет мой живот вдоль и поперек, не оставив мне шансов на выживание.
Боже… Как я с ним разговаривала?! Позволяла себе оскорбления, даже не догадываясь, из каких кровавых денег он скручен. Сейчас проматываю в голове все назад до нашей встречи в ресторане, и ужасом из меня дух выбивает.
Он не человек. Зверь. Хищник. Стервятник. Чудовище. Но не человек. Каждая клеточка его тела выточена из зла и мрака. И проглоченные мной миллионы — это чьи-то слезы, страдания, кровь. Грязь и смерть.
Демид подъезжает к воротам, которые медленно отворяются, впуская нас в просторный вымощенный брусчаткой двор. Зеленый газон по сторонам, аккуратно стриженные кусты и голубые ели негласно рекламируют искусную руку опытного садовника. А дом — настоящее двухэтажное загляденье с мансардой и террасой на крыше. Последняя выдает себя раскрытыми на ней пляжными зонтиками.
Инструктированные камнем арочные окна и углы, кованые перила на балконах второго этажа, панорамные окна первого: здесь все блещет профессиональным дизайном. Светлые тона расслабляют, позволяют на минуточку забыть, как добыты деньги на такое строительство.
При моем статусе побывать в подобном доме можно только в двух случаях — домработницей или в том незавидном положении, в котором я случайно оказалась.
— Антошка! — Из дома с визгом выбегает счастливая девушка — обладательница короткого белокурого каре, голубых глаз и курносого носика. Запрыгивает в объятия Громова и душит его обеими руками.
— Привет, малая! — улыбается он, обняв ее одной рукой и оторвав от земли.
Я вылезаю из салона и попой жмусь к машине. Отлепиться от нее страшно. Как будто сделаю
