Мое дыхание прерывается неровными вдохами, когда ярость взрывается вулканическими волнами в моей груди. Каждый мускул в моем теле напрягается, и я отпускаю руку Элизабет, опасаясь, что сломаю ее хрупкие кости. Я вскакиваю со стула, и он опрокидывается.
— Этот ублюдок каждый день после ее смерти обвинял меня, — киплю я. Лезвия каждого слова режут мой язык, наполняя меня гнилой ненавистью. — Он заставил меня поверить, что это моя вина!
— Независимо от того, как это произошло, Деклан, это не было бы твоей виной.
Я подхожу к краю окна, хватаюсь руками за подоконник и опускаю голову, сгорбившись. Это поле битвы эмоций, на котором нет победителя. Возмущение и ярость борются вместе с печалью и тоской. Я оплакивал свою мать так, как не должен оплакивать ни один мужчина, но я оплакивал. Я позволил боли поселиться в моем сердце, ожесточая его и давая ему силу вырасти в того человека, которым я являюсь сегодня. Человек, который не может потерять ни капли контроля, не охваченный тревожным страхом. Одному Богу известно, кем бы я был, если бы не это проявление.
Я вздрагиваю, когда чувствую руку Элизабет на своей спине. Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, ее щеки заплаканы, и я вытираю их большими пальцами, спрашивая:
— Почему ты плачешь?
— Потому что... мне больно видеть, как тебе больно.
— Мне нужно, чтобы ты это увидела, — мой голос срывается.
Затем она поднимает руки к моему лицу, притягивает меня к себе и целует. Она глотает мое прерывистое дыхание, прижимаясь своим телом к моему, и я мгновенно становлюсь твердым. Это буря эмоций, которая так и просится наружу.
С рычанием я поднимаю ее, и она ахает, когда я бросаю ее на диван. Она пристально наблюдает, дрожа, как я расстегиваю ремень.
— Не надо.
— Не говори мне "нет", Элизабет, — приказываю я.
Она вскакивает в панике с дивана.
— Я не могу.
В ее глазах страх, когда она пятится от меня, направляясь к двери, как будто я какой—то монстр из ее кошмаров.
— Чушь собачья! Ты можешь, ты просто не хочешь.
Она продолжает отступать, отказываясь общаться со мной, и это последний гребаный удар в мое сердце, который я могу вынести! Я чертовски люблю ее, но она построила эту стену вокруг себя, чтобы держать меня подальше. Это выводит меня из себя, и я взрываюсь громовым ревом, когда смотрю, как она выходит из комнаты, отвергая меня.
— Просто дай мне один гребаный кусочек тебя! — мой язвительный голос срывается, отражаясь от стен.
Глава 5
Элизабет
Его яростные крики эхом разносятся по дому, когда я бегу вниз по лестнице в спальню, боясь, что он возьмет то, что я отдать боюсь. Не то чтобы я не хотела быть с ним, но к таким последствиям я не готова. Я закрываю дверь и пытаюсь успокоиться.
— Что ты делаешь?
Я поднимаю глаза, испытывая облегчение оттого, что Пик сейчас здесь, со мной.
— Где ты был? — задыхаясь, говорю я, бросаясь в его объятия.
— Я скучала по тебе.
На ощупь у него холодная кожа, но она чувствуется, и этого достаточно, чтобы успокоить меня.
— То, что ты меня не видишь, не значит, что я не всегда здесь.
— Не уходи, — умоляю я его. — Останься со мной, хотя бы ненадолго.
Он проводит руками по моим волосам, прижимая меня к себе, и я утыкаюсь лицом ему в грудь. Глубоко вдохнув через нос, я вдыхаю его запах через ткань его рубашки.
— Я беспокоюсь о тебе.
Непреодолимая потребность поглощает меня, и я, наконец, даю волю слезам, которые сдерживала уже несколько дней.
— Я так скучаю по тебе, Пик, — плачу я. — Со временем становится только хуже.
— Так вот почему ты не принимаешь свои лекарства?
— Я никогда не попрощаюсь с тобой, Пик. Даже не думай просить меня об этом, потому что этого никогда не случится. Я сохраню тебя навсегда.
— Я все же хочу, чтобы тебе стало лучше.
— Ты делаешь меня лучше. Ты всегда так делал.
Мы подходим к кровати и проскальзываем внутрь. Я кладу голову ему на грудь, когда мы лежим вместе, и, хотя я нахожусь в объятиях мертвеца, я чувствую себя как дома. Впервые с тех пор, как Деклан застал меня с Ричардом, я чувствую себя умиротворенной в объятиях моего брата. Он продолжает обнимать меня, до тех пор, когда садится солнце, затемняя комнату.
— Могу я спросить тебя?
— Конечно.
— Почему ты закрываешься от Деклана после всего, через что ты прошла, чтобы быть с ним?
— Ты знаешь почему, — говорю я ему.
— Ты знаешь меня лучше, чем кто—либо другой.
— Почему ты позволяешь своему страху победить?
— Я не такая. Я всего лишь защищаю себя так, как ты меня учил.
— Я учил тебя защищаться от людей, которые причиняют тебе боль. Деклан не пытается причинить тебе боль, но ты определенно причиняешь боль ему.
Сев, я смотрю на Пика сверху вниз и вглядываюсь в каждую его черту, не в силах отвести взгляд.
— Что это? Что ты хочешь сказать? — спрашивает он, читая мое лицо и зная, что я что—то скрываю.
— Ты подумаешь, что я сумасшедшая.
Он улыбается, и это так прекрасно, когда луна бросает на него свой свет.
— Я уже думаю, что ты сумасшедшая, Элизабет. Но я тоже сумасшедший. Итак, скажи мне, о чем ты думаешь.
Мои мысли возвращаются к нашей совместной жизни. Он всегда был рядом со мной так, как никто другой, давая мне то, что мне было нужно, чтобы убежать и оцепенеть.
— Просто скажи это.
— Забери мою боль, — нерешительно прошу я.
Он садится и смотрит на меня так, словно я сошла с ума, попросив его о сексе. Может быть, и так, но я знаю, что мне нужно, и это он. У него есть сила, чтобы остановить мир от того, чтобы он вышел из-под контроля. Пусть даже на мгновение, я жажду отсрочки.
— Пожалуйста, Пик. — Мой голос, наполненный такой болью и печалью, умоляет, когда слезы капают с моего подбородка.
— Я не настоящий.
— Для меня ты настоящий.
— Элизабет, — осторожно говорит он, а затем повторяет, — Я не настоящий.
— Но я чувствую тебя, — говорю я ему, беря его руку в свою, — Я чувствую тебя.
— Это не реально.
— Так и есть!
Он обнимает меня, и я цепляюсь за него, отчаянно нуждаясь в нем.
— Я не сумасшедшая. Я чувствую это, я чувствую, как твои руки обнимают меня. Скажи мне, что ты тоже это чувствуешь.
— Элизабет, нет. Мы не можем.
— Почему нет?
Пик берет мои руки в свои и отталкивается, чтобы посмотреть мне прямо в глаза:
— Из—за Деклана.
— Но он не может дать мне то, что можешь ты.
— Он может дать тебе кое—что получше.
— Хотя это уже слишком.
— Доверься ему, чтобы он узнал твои пределы. И поверь мне, когда я говорю, что он любит тебя. Он позаботится о тебе лучше, чем я.… когда—либо мог.
— Ты прекрасно заботился обо мне.
Он берет мое лицо, нежно целует меня, и эгоистичное животное во мне двигается, чтобы обнять его так крепко, как только могу, чтобы удержать его рядом, но мои руки проскальзывают прямо сквозь него. Мои глаза распахиваются, и я совсем одна. Он исчез с легким движением воздуха, прошептав:
— Я никогда не бываю слишком далеко от тебя.
— Пик! — Я кричу, но это бесполезно.
Его запах медленно испаряется, когда Деклан берет верх, заменяя комфорт моего прошлого. Я разрываюсь между этой полярной энергией, которая тянет меня из одного конца в другой — перетягивание каната. Пик — это легкий выбор, безопасный выбор, потому что с ним нет боли и страха. Хотя Деклан — это совсем другая история. Он многогранная загадка со слоями, создающими безграничную глубину. Если я окунусь в него, я просто могу пропасть навсегда. Но если его слова — правда, он поймает меня. Это неизвестность, которая настолько тревожит, что пугает.
С каждым порывом ветра снаружи я обвожу взглядом комнату, надеясь, что Пик вернется, но он не возвращается. Не в силах усидеть на месте, я встаю с кровати и иду в туалет, чтобы попить воды. Осушив высокий стакан, я со звоном ставлю его рядом с оранжевой бутылочкой таблеток. Мой стабилизатор настроения, мой убийца Пика. Вытряхнув одну таблетку, я снова завинчиваю колпачок, прежде чем подойти к унитазу и с тихим шлепком швырнуть ее в воду. Я смотрю, как она исчезает после того, как я смыла воду, и чувствую удовлетворение, зная, что с помощью этого обмана я дала еще один день “жизни” своему брату.
