– Возможно, не слишком любит, – поправила меня Марина, – раз столь безжалостно бросил ее посреди тротуара. Но ведь выходит, что меня он не любит вообще…
– С чего вы взяли?
– Ну… раз изменяет… Вот вам… скажите… муж изменял?
Я взяла из пачки еще одну сигарету, зачем-то помяла ее в пальцах, как когда-то разминал свою папиросу «Беломорканал» мой дед, прикурила и, выдохнув дым, честно ответила:
– Откуда мне знать? Мне кажется, что не изменял, но ведь и вы, судя по всему, до сегодняшнего дня были уверены, что муж вам верен.
– Я… до сегодняшнего дня… почему-то даже не задумывалась над этим… Гоша никогда не давал повода к каким-то сомнениям… Всегда был нежен, предупредителен… и все оказалось враньем…
Марина так резко выбросила в мою сторону руку, что я отпрянула. Показалось, что женщина решила ударить меня, раз уж Гошу не удается, но она всего лишь взяла из моей пачки сигарету. Без спроса, но я восприняла это как само собой разумеющееся. Коль у нас общий интимный разговор, сигареты должны быть общими и подавно. Я подвинула ближе к Марине зажигалку и произнесла:
– Возможно, никакого вранья с его стороны нет. Гоша любит именно вас, а эта блондинка – так… развлечение… Легкий отдых от несколько утомивших пут семейной жизни.
– Эта блондинка – моя лучшая подруга. Златой прозывается, – ответила Марина.
Лицо ее вдруг сделалось жестким, и я подумала, что она совсем не тот человек, которым показалась вначале. Сейчас передо мной сидела вовсе не оскорбленная в лучших чувствах мягкотелая добродетель, а сильная, волевая женщина, собравшаяся мстить.
Я решила никак не реагировать на Маринино сообщение о подруге (пусть расскажет сама, что захочет) и принялась искать в чертах новой знакомой то, что способствовало преображению. Похоже, все дело было в губах. Уголки рта Марины, до сего момента безвольно опущенные, придавали ее лицу вид безответной куклы Пьеро, которую любил бивать палкой Арлекин. Сейчас любой Арлекин обошел бы эту женщину стороной, не возлагая напрасных надежд на свою палку. Марина улыбалась. Две нетронутые помадой полоски ее губ, растянувшись, заставили щеки молодой еще женщины сложиться в старческие складки. Жена муравьиного Дон Кихота казалась сейчас старше мужа на целую жизнь, что, разумеется, шло ему в минус. Придется этому «насекомому существу» принять за свое преступление изысканнейшую кару от наимудрейшей.
Выпустив клуб ментолового дыма изо рта, а потом еще две витые дымные змейки из носа, Марина действительно начала рассказывать дальше без всяких на то просьб с моей стороны:
– Мы со Златкой всю жизнь вместе. В одной песочнице играли. Ходили в один детский сад, учились в одном классе. В институты, правда, поступили разные. Златка – в медицинский, а я в политехнический… Но все равно дружили. Она даже свидетельницей была на нашей свадьбе с Георгием. Восемнадцать лет назад… – Марина так яростно затянулась, что сигарета мгновенно почернела, съежившись в пепел почти до самого фильтра. Потом женщина выдохнула целое облако дыма и вынуждена была даже помахать перед собой рукой, чтобы снова увидеть мое лицо, на несколько секунд скрывшееся от нее за этой нестойкой завесой.
Тут принесли кофе. Марина приняла чашку без всякого удивления, будто заказывала ее сама, тут же отпила хороший глоток и снова помахала рукой уже для того, чтобы как-то остудить обожженный рот. Я по-прежнему молчала.
– Интересно, – произнесла она, продолжая неприятно улыбаться, чем безжалостно смяла в морщины свои щеки, – как давно это у них началось… Впрочем, теперь я поняла: с моей стороны было сущим идиотизмом не замечать, что они симпатизируют друг другу. Гошка всегда охотно слушал мои россказни о Златке, хотя и называл ее глупой курицей, а она… да… теперь я это четко вижу… смотрела на него с каким-то особенно значительным выражением лица. Я думала, что Златка просто уважает Георгия, а выходит, все это время она его… любила… Впрочем, нет! Какая еще любовь! Между ними была просто самая вульгарная связь!
Слово «вульгарная» Марина произнесла с таким отвращением на лице, что ее подруга (конечно, теперь уже бывшая) сразу представилась мне грязной, неопрятной бомжихой с щербатым затхлым ртом и растрескавшимися бородавками на пальцах. И это несмотря на то, что я точно знала: Злата – яркая чувственная блондинка с тонкими запястьями! Вот она, сила слов! Еще я подумала о том, что нет на этом свете ничего более непрочного и эфемерного, чем дружба. Не только женская, как вы, наверно, успели подумать. Мужчины в случае насущной необходимости так же легко предают друзей. Приходилось наблюдать…
Последнее время я довольно легко обхожусь без подруг. Общение с ними отнимает массу времени, которое я могу потратить на свои романы. Во-первых, ими я зарабатываю на жизнь, во-вторых, являясь полной хозяйкой собственного произведения, я расставляю человеческие фигурки в том порядке, какой придет в голову. Никакой, даже самый хитроумный герой на кривой кобыле меня не объедет, а любую проштрафившуюся героиню (подругу) я могу, условно говоря, оставить на съедение волкам в дремучем лесу, сослать на галеры или растворить в серной кислоте. Ни одна из придуманных мною женщин никогда не сможет увести у меня мужа. Хоть этот мужчина меня и достал, но он все же мой собственный, а потому никому не стоит раскатывать на него губы.
Пока Марина прикуривала следующую мою сигарету, я успела подумать о том, что бедняжку ждет сегодня нелегкий вечерок. Муравьиный Георгий, в конце концов, где бы его сейчас ни носило, будет вынужден вернуться домой, и между ними произойдет диалог, который может стоить женщине здоровья. Их разговор здорово украсил бы задуманный мною роман, если б мне, конечно, довелось при этом присутствовать. Впрочем, сию сцену легко смоделировать…
– Между прочим, вы могли бы мне помочь… – проронила вдруг Марина после того, как опять длинной затяжкой превратила в пепел сразу половину сигареты.
– Я?! – Моему удивлению не было предела. Если отчаявшаяся женщина вдруг решила, что я могу выступить посредницей в деле ее переговоров с блудным мужем или бывшей подругой, то она здорово ошибается. Для своего романа я все придумаю самостоятельно.
– Да! Вы! – Марина резко приободрилась, одним махом затушила в пепельнице сигарету и всем телом подалась ко мне. Ее и без того темные глаза сделались почти черными из-за расширившихся зрачков. – Всех моих подруг Георгий знает в лицо, а потому при их участии я не могу провернуть операцию, которая только что пришла мне в голову.
– Но почему вы решили, что… – начала я, но женщина тут же перебила меня вопросом:
– Вы ведь замужем, не так ли?
