– Я должен быть уверен, что девушка после моего ухода останется в полной безопасности. А в подъезде всякое может случиться! – засмущался Георгий, отказавшись от предложенной чашечки кофе и не решившись переступить порог Лидочкиного жилища. – Уж простите, я старомоден. – И он резво ускакал по лестнице вниз, оставив замечтавшуюся Лиду, названную девушкой, в приятном недоумении.
Получив фотографии, Олечка побрела домой. Ей даже не хотелось смотреть эти глянцевые карточки, имевшие легкий привкус обиды. Сдача с тысячной купюры оказалась большой, что еще сильнее ударило по Олечкиному самолюбию, будто ей дали чаевые за выполненную работу. В жизни началась черная полоса, ничто не радовало, а из красок окружающего мира словно убрали яркость, превратив наступающий май в блеклый ноябрь. Ей было очень жаль себя, и хотелось плакать. Но плакать было негде: на улице стыдно, а дома противно – там болтался Колясик, старательно изображавший заботливого папашу.
Бросив пакет у вешалки, Оля вдруг ощутила такой приступ отчаяния и пронзительного сострадания к самой себе, что бегом унеслась в ванную комнату, чтобы выплакаться всласть под шум воды.
Душ шелестел летним ливнем, смывая обиды и заглушая отзвуки разыгрывавшейся за пределами ванной комнаты драмы.
– Сволочь! – завопил Колясик, вытряхнув из пакета фотографии и шлепнувшись на пол.
– Что случилось? – заволновалась прибежавшая на вопли Татьяна. – Что там?
– Она меня не оставила. И здесь достала! – трагически прошептал Николай, тыча пальцем в рассыпанные по полу глянцевые снимки. – Мстит! Нам обоим мстит! Что делать-то?
Он по-бабьи запричитал и вскочил, неловко поскользнувшись на попавшей под тапку фотографии.
– Пропали мы, Танька, пропали! – Коля бессмысленно качал головой и шлепал себя по бокам, словно ждал, что эти похлопывания как-то простимулируют мозговую активность и подскажут выход из тупика.
– Кто это? – Татьяна неловко наклонилась и подобрала фото молодого чернобрового паренька. – Чего голосишь-то? Объясни нормально!
– Это кто? Это кто? Дура! – заорал он, брызнув ей в лицо слюной. Татьяна отшатнулась. – Ритку помнишь?
– Завьялову? – осторожно и испуганно спросила она, все еще не понимая, но сходя с ума от тучи предположений.
– А какую еще? Все, пришел час расплаты. Мало ей моего позора с курьерством было, не успокоилась! Это ж она сейчас до тебя решила добраться, а заодно и меня потоптать!
– Коля, да она про нас знать не знает! – со слезами выкрикнула Татьяна. – С чего ей мстить-то?
– Все она знает!
– Почему ты решил, что это она?
– Курица толстозадая, ты на карточки глянь! Что ты только одну-то взяла! Остальные посмотри! Ритка это, бизнесменша!
– Бизнесменша? – удивилась Татьяна. – Неужели?
– Судьба у нее такая! Она на коне, а мы – в г….! Сыночка подослала! Вот про что девка говорила!
– А ну не визжи и рассказывай по порядку! – рявкнула взявшая себя в руки Татьяна, треснув кулаком по стене. – При чем тут ее сын?
– Не ее, а наш с ней! Наш с ней сын, который спит с нашей с тобой дочерью! Усекла? Вот такая петрушка! Вот как она лихо все закрутила!
Вышедшая из ванной комнаты Оля застала жуткую картину: у ее пакета среди разбросанных по полу фотографий сидела бледно-зеленая, с трясущимися губами мама, а рядом скакал блохой и матерился Николай. В предчувствии беды Оля замерла, боясь спрашивать, в чем дело.
– Не надо, я сама, Коля. Не говори ей, – прошептала Татьяна, но уже ничто не могло заткнуть разбушевавшегося Колясика.
– Я знаю, как надо, не волнуйся! И вообще, это она нас втравила неизвестно во что! Просто так Ритка ничего не делает! Это ж такую комбинацию завернуть! Знать бы, для чего!
Далее, продемонстрировав свой талант дипломата, Коля буквально в трех словах объяснил Олечке, что она встречалась со сводным братом.
Закончился вечер приездом «неотложки» и бурной стычкой между Татьяной и Колясиком в связи с предложением доктора забрать девушку в больницу. Николай немедленно с радостью согласился, убеждая Татьяну, что в больнице Оле обеспечат должный уход, а Таня, напротив, пытаясь запинать разгорячившегося сожителя в угол, настаивала на том, что сама сможет поухаживать за собственным ребенком. Мрачный двухметровый доктор с интересом наблюдал за пикировкой родственников, худенький фельдшер безучастно косился в беззвучно работавший телевизор, а Олечка пластом лежала на диване, бессмысленно глядя в потолок. Сознание испуганным зверьком затаилось где-то в груди, давя на сердце и распирая горло высохшими рыданиями.
Жорик, несмотря на свою ярко выраженную недоделанность, оказался вполне исполнительным и обязательным. Уже через пару дней он отрапортовал Лидии по телефону, что девочка, о которой та наводила справки, вполне положительная, судя по отзывам преподавателей, старательная, хотя красный диплом ей не светит. Он даже умудрился пообщаться со студентами из ее группы, которые дополнили общую картину такими эпитетами, как «наивная чукотская девушка», «училка», «синий чулок», сообщив до кучи, что она не «тусовая», но «креативная».
– Это я цитирую, – скромно пояснил Георгий. – В общем, хорошая девочка. Странно, что вам про нее такое сказали. Вероятно, кто-то ошибся или что-то перепутал.
Радость Лиды от новости вполне можно было приравнять к радости от самого факта звонка. Пока она судорожно придумывала, чем бы таким еще загрузить Жорика, чтобы продлить общение, он вдруг совершенно нелогично закончил рассказ об Олечке предложением отметить ее оправданную репутацию. Это было настолько неожиданно, что Лида даже не сразу поняла, что можно уже остановить бешеную проработку вариантов удержания Георгия какой-нибудь дурацкой просьбой. Опыт общения с противоположным полом у обоих был минимальным, поэтому расшаркивание и обсуждение деталей затянулось. Лидуся так торопилась на встречу с Жориком, которую решили провести безотлагательно, что чуть не забыла порадовать Маргошу вестью об абсолютной невиновности подружки сына.
– Это точно? – Рита желала обсудить подробности.
– Марго, у меня нет времени, я очень тороплюсь. Давай позже! – Лида твердо решила сделать прическу и макияж. Просто так.
– Нет, я не могу позже!
– А я не могу сейчас! – отрезала Лида, уже влетавшая в салон.
– Лидка, я вся на нервах, с ума схожу! – взвыла Рита.
– Все нормально, – обнадежила подруга. – Сказано тебе: хорошая девчонка, кто-то оговорил ее, или вообще речь про другую была. Подробности завтра. Да и нет никаких особых подробностей. Отбой!
Николай перевел квартиру на осадное положение. В ожидании страшной мести злопамятной Маргоши он пресек все контакты с внешним миром, отключив домашний телефон, Олечкин мобильный и самолично перетряхивая почту. Никаких новых шагов враг не предпринимал. Это невероятно напрягало и пугало. Воздух сгустился от ощущения горькой безысходности и неизбежности чего-то чудовищного. Олечка лежала, почти не вставая. В институт не ходила, на работе взяла больничный и, словно перестав жить, перешла в стадию заторможенного существования. Первая же попытка девушки осознать всю глубину бездны, в которую она летела, вовлекла мысли и чувства в бешеную пляску. Обрывки образов и переживаний, какие-то смутные очертания догадок, неясные ощущения – все перемешалось в неудобоваримом коктейле, метавшемся в голове Ольги, будто полуфабрикат в работающем миксере. После чего ослабевший мозг выплеснул бурлящее варево на поверхность, где все это добро вяло раскинулось выброшенной на берег медузой и безжизненно затихло.
