Бетси уставилась на нее.
— Никогда? Честно?
— Честно. — Миллисент дожала плечами. — У меня никогда не было удочки. Я никогда… даже не думала об этом. — Она не стала добавлять, что рыбалка — это занятие мальчиков и мужчин. Она знала, что у Джонатана было вполне сложившееся мнение по поводу женских и мужских развлечений. И сейчас, когда Милли задумалась об этом, хотя раньше подобное никогда не приходило ей в голову, она сама удивилась, почему рыбалка должна быть исключительно мужским занятием.
— Тогда вы непременно должны попробовать, и прямо сейчас! — настойчиво произнес Джонатан и вложил ей в руку одну из удочек.
— Бетси, давай-ка покажем, как это делается!
А потом, пока солнце не поднялось над горизонтом, Миллисент сидела на корточках, с удочкой в руках и неподвижно смотрела в одну точку на глади маленького пруда.
— Вы здесь когда-нибудь что-нибудь поймали? — спросила она.
Бетси сморщила нос, обдумывая ответ.
— Так, давайте вспомним… однажды я поймала старую перчатку…
Миллисент рассмеялась.
— Нет, я имею в виду из рыбы.
— Не-а… — Бетси потрясла головой. — Но здесь есть рыба! Я видела! Мы с папой иногда ходим сюда плавать, бывает, что вдруг почувствуешь, как к тебе прикасается рыбка. — Воспоминания отразились на ее лице выражением радости и удовольствия.
Миллисент улыбнулась:
— Я помню. Я тоже плавала здесь, когда была маленькой.
— Правда? — Джонатан с вызовом смотрел на нее. — Удивительно, как это вам разрешили родители?
— А-а, они не разрешали, — ответила Милли.
— Вот как, мисс Хэйз! — поддразнил он ее. — Вы хотите сказать, что обманывали родителей?
Милли бросила многозначительный взгляд на Бетси. Ей это казалось неподходящей темой для обсуждения в присутствии ребенка.
— Нет, почему же, я… я не обманывала их…
— Понятно, просто не считали нужным говорить им об этом. — Глаза его искрились от смеха. Он обернулся в сторону дочери.
— Бетси, тебе этого лучше не слышать. Мисс Хэйз боится, что это собъет тебя с правильного пути. Бетси озадаченно взглянула на отца:
— Что ты имеешь в виду?
— Что ты последуешь ее дурному примеру и будешь скрывать от меня все, что ты делаешь.
— Зачем мне от тебя скрывать?
— Я должна бы догадаться, — резко сказала Милли. — Ребенок не стесняется говорить вам абсолютно ничего!
— А разве это так плохо? — он теперь выглядел серьезным.
Миллисент вздохнула.
— Все дело в том, что она уверена: вас абсолютно ничего не расстроит! У вас нет строгих требований к поведению!
— Нет строгих требований? — Он поднял брови. — Ну почему же, я учу Бетси быть честной, прямой, порядочной…
— Я не говорю сейчас о глобальных понятиях. Речь идет о ежедневных поступках. И здесь у вас достаточно неординарный взгляд на воспитание.
Бетси с интересом наблюдала за ними и теперь спросила:
— Вы опять воюете?
— Да, — сказала Миллисент.
— Нет, — в то же самое время ответил Джонатан. Они удивленно взглянули друг на друга и расхохотались. Бетси состроила гримаску и махнула рукой, будто говоря, что никогда не поймет этих взрослых, и вновь вернулась к рыбалке.
Джонатан, успокоившись, вытянулся на земле рядом с Миллисент, опершись на локоть.
— Я бы хотел увидеть вас маленькой девочкой, — сказал он мягким голосом. — Ваши косички, наверное, всегда были аккуратно заплетенными, а фартучки — накрахмаленными и белоснежными.
— С утра — да. — Она хотела бросить на него неодобрительный взгляд, но он у нее получился слишком легкомысленным. — И еще у меня были всегда зашнурованные ботинки, чистые носочки и платья достаточной длины.
— 0-ох! — он смешно сморщился. — Вы опять за свое. — Он помолчал, потом грустно произнес:
— Вы многое делаете для Бетси. Я благодарен вам. — Он посмотрел ей в глаза, и Милли всем своим существом почувствовала магнетизм этого взгляда.
Она отвела в сторону глаза.
— Не за что.
— Нет! Вовсе не «не за что». Вы ничего не обещали, но вы… ну, вы ей как мать. Ей нужна мать.
Милли напряглась. Она не желала говорить ничего подобного, но эти слова как-то сами собой слетели с губ:
— Вам нужно жениться еще раз, чтобы у девочки была мама.
Джонатан пожал плечами.
— Я не могу. — На минуту в его глазах мелькнула грусть, что так не вязалось со всем его обликом. — Никто никогда не сможет заменить ее мать. Я… я думаю, не нужно так делать. Жениться только для того, чтобы у Бетси появилась мать. И потом, я с тех пор никогда не влюблялся…
— Ваша жена, должно быть, была замечательная женщина. — Голос Миллисент был твердым, все внутри напряглось. Она все еще держала в руках удочку, не замечая ее.
— Да. — Джонатан неподвижно смотрел на воду. Поднималось огромное золотое солнце и отражалось в дрожащей глади пруда. Но Джонатан не замечал красоты пейзажа; его взгляд был направлен куда-то в прошлое; он был увлечен картиной, открывшейся только ему одному. — Она была милой и доброй — не женщина, а маленькая кукла. Я знал ее много лет, с тех пор, когда она еще была девочкой. Ее отец был тем самым владельцем газеты, о котором я вам рассказывал, тем самым, который взял меня под свою опеку. Я не смел и мечтать, что понравлюсь ей. Когда она согласилась выйти за меня, казалось, я — самый счастливый человек на свете.
Милли почувствовала, что ей тяжело и больно. Она никогда не думала, что от простых слов можно испытывать настоящее физическое страдание, но, однако, так оно и было. Лицо Джонатана светилось любовью к жене — так казалось Милли. Было очевидным, что он боготворил ее, что он никогда не переставал ее любить.
— Она была намного лучше меня. Изящная, добрая, все и всех прощающая. Настоящая леди в полном смысле этого слова.
Миллисент представила себе хрупкую красавицу, несомненно, блондинку. Совсем не похожую на нее. Она никогда не спорила, не взрывалась гневом, не командовала — словом, у нее не было ни одного из тех грехов, в которых можно было обвинить Миллисент. Он назвал ее леди, хотя Джонатан, наверняка, никогда не считал ее чопорной или чересчур прямолинейной. Нет сомнения, что он никогда не повышал на нее голос и не советовал не совать нос в чужие дела. Миллисент знала, что ей никогда не сравниться с его женой.
Теперь она поняла, почему Джонатан заинтересовался ею, почему просил разрешения ухаживать. Ему нужен друг, взрослый человек, с кем он может поболтать и посмеяться, но ему не нужна любовь. Он любил только свою жену. Миллисент видела, что не представляла никакой опасности даже для умершей, но по-прежнему любимой Элизабет, и это причиняло ей боль.
— В чем дело? — спросил Джонатан. Миллисент повернулась к нему и удивленно взглянула.
