«Дорогой! Мне трудно понять, почему ты уехал, ничего мне не объяснив. Я так испугалась, когда ты сказал, что уезжаешь в горы. Мне показалось, что это просто предлог для разрыва. Привычка к потерям и разочарованиям заставила меня покорно согласиться с твоим решением. Прошла первая обида, я стала искать тебя, и все твои друзья говорили мне, что ты, как обычно, уехал в горы. Зачем я сомневалась в себе? Все, что происходит, — это не конец наших отношений, а нормальное начало. Я готова выслушать тебя, понять, что было не так. Но я буду писать, любить тебя, растить Дашку и драть Василия. Я один раз уже отступилась от счастья и поплатилась за это жизнью с чужим человеком. Перед дочкой я тоже виновата — она никогда не имела даже красивой сказки об отце. Сейчас для меня важно не это, знай — ты нам нужен.
Вчера был прозрачный лунный вечер, и душе после слез и волнений стало на редкость ясно и светло. Я смогла отключить себя от тревог и сомнений и наслаждаться таким простым и великолепным счастьем, которое заключено для меня в словах «Я считаю дни до твоего возвращения». Я до самой глубины моего сердца прочувствовала, как хорошо знать, что ты вернешься, пусть не в наш дом, а просто в наш город. Хорошо, что потом я буду считать дни и часы до нашей встречи. А встретившись с тобой, не буду тратить силы на выяснения претензий друг к другу, просто признаюсь: «Я считала дни до твоего возвращения!» Я наконец свободна и способна сделать это, мне не надо прятать от тебя чувства. Судьба подарила мне единственного мужчину на свете, которого я могу любить со всей отпущенной мне силой. Возвращайся, любимый, я жду тебя. Таня».
Гарсон, подошедший с видом триумфатора, ценой невероятных усилий добывшего дымящееся блюдо спагетти с трюфелями, обнаружил клиента в глубокой задумчивости, вертящего сотовый телефон. «Приличный господин, а играет с телефоном как парень из охраны!» — невнимание к кулинарным особенностям блюд в этом заведении воспринималось как оскорбление. Официант не проронил ни слова и предоставил гостю право не заметить тонкий аромат и нежный соус, которыми так гордился повар.
Через полчаса Анатолий продолжил неторопливый путь к своему отелю. Он был задумчив и собран. Войдя в холл, сразу свернул в переход, ведущий в мастерскую любителя романтических приключений Симоне. Болтающаяся на дверях табличка свидетельствовала о том, что мастерскую закрыли до окончания рабочего дня, вернее, вечера. Анатолий подергал дверь, постучал и, убедившись, что мастера действительно нет, вернулся к стойке портье.
— Я хотел бы повидать мастера из лыжного сервиса, — обратился он к дежурному.
— Сожалею, синьор, он недавно ушел. У вас проблемы с лыжами? — поинтересовался служащий отеля.
— Нет, я хотел получить у него рекомендации по смазке. Он вернется сегодня? — спросил Лобанов.
— Думаю, что нет. Один клиент увез его по какому-то срочному делу час назад, — ответил портье.
— Это я порекомендовал его моему другу. Такой крупный человек в красно-черном комбинезоне увез Симоне? — предположил постоялец отеля.
— Нет, невысокий, в серой куртке, с виду австриец — у него свитер с голубым орнаментом, — возразил наблюдательный собеседник.
— Значит, хорошие мастера нужны всем, — вздохнул Лобанов и добавил: — Приготовьте счет, я уезжаю ночью.
— Для расчетов нам потребуется несколько минут, не волнуйтесь, синьор, — вежливо успокоил его дежурный.
— Я совершенно спокоен за себя, а вот о других надо позаботиться. В номере есть телефонный именной справочник? — уточнил Лобанов.
— Наши телефонисты разыщут для вас любого абонента, наберите из номера 04, — заверил служащий и поспешно сообщил: — Услуга бесплатная.
Поднявшись в номер, Лобанов, не снимая куртки, подошел к телефону, и, вызвав телефонную службу, поручил соединить его с синьором Карло Манчини:
— Ман-чи-ни, через си-ай, поищите сначала в Милане, синьорита.
Уютно и красиво было в столовой дома Берти. В огромных темных окнах, выходящих в сад, отражались золоченые рамы картин, высокие резные шкафы и фигуры хозяина и хозяйки на привычных местах по разные стороны изящно накрытого небольшою круглого стола. Но благополучие, увы, было только внешним. Витторио Берти мысленно пытался начать тяжелый разговор с супругой, перебирая в голове возможные его варианты, но открыть рта не мог. Ужин проходил в гнетущем молчании и напряженных внутренних противоречиях.
— Пойми, — чуть было не сказал он вслух, — дело не в моих отношениях с Кьярой, дело не в том, разлюбил ли я тебя. Дело в том, что мои мечты, заветные, вечные могут осуществиться. Я стану отцом. Мое дитя будет смотреть на меня моими глазами. Я опять увижу весь этот мир, заново научусь говорить, ходить, смеяться. Я смогу каждое утро целовать его макушку, чтобы он проснулся, а каждый вечер гладить ножки, чтобы он заснул. Моя любовь наконец станет чистой. Отпусти меня, я хочу жениться на Кьяре и вырастить своего ребенка.
— Я не ожидала от тебя таких сцен, — отреагировала бы жена на бурное признание мужа. — Ты просишь у меня того, чего у меня нет. Не я храню чистоту твоей любви и твои заветные мечты. Они были твоими, но ты так распорядился своей жизнью, что их больше нет.
— Они могут быть, не все потеряно, только отпусти меня.
— Никогда.
— Неужели я тебе до сих пор нужен?
— Дело не во мне. Мне давно нужен не ты.
— А кто?
— Сержио.
— Этот мальчишка? Неужели ты воспринимаешь его всерьез?
— Я воспринимаю себя всерьез. Мои чувства для меня важнее, чем его, чем он сам, чем все на свете.
— Ну что ж. Ты тоже можешь осуществить твою мечту, живи с ним.
— Ты не хочешь понять, что наши с тобой мечты неосуществимы.
— Ну почему? Давай попробуем.
— Нельзя пробовать! Нельзя рисковать этим! Ни ты, ни я не реализовали ничего из того, что нам хотелось. По слабости, лени, беспечности мы потеряли шанс стать теми, кем могли бы быть. Мы не сберегли и не приумножили то, что нам было дано. Так давай хранить последнее, что дает жизни смысл, — мечты. Ты мечтаешь о чистоте, о ребенке, я о свободе от себя, от своего характера. И то и другое несбыточно. Так пусть останутся хоть несбывшиеся надежды!
— Ты думаешь, я не смогу стать отцом и мужем?
— Нет, уже нет. И пусть ты лишишься этого по моей вине, чем по своей. Мы с тобой слишком много грешили, чтобы иметь право на счастье, но все-таки надежду на него отнимать нельзя.
— Откуда столько пафоса в твоих речах? Перестань морочить мне голову и прятаться в словах как заяц в кустах. Чего ты боишься? Имущество мы разделим, да и твое наследство обеспечивает тебя лучше, чем такой муж, как я. Тебе с твоим мальчиком хватит на веселую жизнь. Обо мне не волнуйся. Развод мне не нужен, мне нужна свобода.
