— Ну, вот, обидела вас, вместо того, чтобы отблагодарить. Ну, извините меня.
— Ничего, я не очень обиделся. Чашки чаю, пожалуй, будет достаточно, чтобы загладить вину.
Чуть раньше Нина уже предлагала Барни выпить чаю, но юноша отказался, сказав, что хочет сначала закончить работу.
— Вы действительно хотите чаю? — спросила Нина. — Может, лучше чего-нибудь покрепче? — Было около полудня, какое-то непонятное переходное время, когда люди обычно чувствуют себя неуютно. Идея выпить пришлась в самый раз.
— Что ж, — сказал Барни. — Раз уж вы сами предложили, пожалуй, я действительно лучше пропущу стаканчик.
Барни прошел вслед за Ниной в кухню. Пока он мыл руки, Нина рыскала по шкафам в поисках подходящей выпивки. Наконец она налила два бокала вина, поставила на стол хлеб, сыр и фрукты. Она по-прежнему не могла оторваться от яркой зелени за окном. Полдень совершенно неожиданно стал для нее праздничным. Сегодня был день рождения ее сада.
— Вам придется рассказать мне, что растет теперь у меня в саду, — сказала Нина. — Кроме рождественской розы я не запомнила ни одного названия.
Рождественская роза была на самом деле чемерицей. Сегодня Барни посадил для компании еще два таких же растения. Листья их напоминали Нине руки, воздетые к небесам.
— Нет ничего проще, — сказал Барни. — Вот «Койсиа терната», «Фастиа джапоника», «Хедера голдхарт» и «Хедера равенхолст».
— Стоп. Я уже запуталась. У нас в семье садом, собственно, занимался муж, а мне все это напоминает китайскую грамоту.
— Извините, — замялся Барни.
— Да что вы. Все в полном порядке.
Да, все действительно было в полном порядке. Со дня смерти Ричарда миновал уже почти год. Она сидит у себя в доме на Аллее Декана и пьет средь бела дня вино с очаровательным белокурым великаном и чувствует себя беспричинно счастливой.
Барни думал о том, что, когда Нина улыбается, или когда она удивлена чем-то, она выглядит так, как будто сошла с какой-нибудь картины, одной из тех, репродукции которых висят на стене у Кэтти в спальне. Может, Ботичелли?
— Давайте, — сказала Нина, — съешьте же что-нибудь.
Барни начал с довольно объемного бутерброда с сыром.
— Поначалу вам придется часто поливать сад, — сказал он. — Даже если погода будет дождливой. Здесь кругом стены, так что на клумбы не попадет достаточно воды.
— А из чего поливать? — спросила Нина. — Из садовой лейки?
— Если хотите заниматься этим целый день. А если нет, то, так и быть, привезу вам шланг и небольшую помпу.
— Нет-нет, я не имею право просить вас опять возиться со мной.
— Но мне это нравится. А мы, Клегги, всегда делаем именно то, что нам нравится.
Барни протянул руку и долил вина Нине в бокал. Сейчас в его юном лице проступали черты Дарси. Но Барни был еще очаровательней.
— Правда? — улыбнулась Нина. — Ну что ж, тогда ладно. — Недолго же ее пришлось уговаривать, а впрочем, ей все равно. — Что ж, если у вас есть время, возвращайтесь и наладьте воду.
— Я приеду в среду.
Покончив с первым бутербродом, Барни принялся за второй, ничуть не уступавший в размерах.
— В среду?
— В колледже в среду такие занятия, с которых явно стоит удрать, — пояснил Барни.
— Я должна дать добро на то, чтобы вы пропустили занятия, если хочу сделаться счастливой владелицей резиновых трубок и насоса?
Наклонив голову, Барни изучал лицо Нины. Нина знала, что в яркий весенний день наверняка видна каждая морщинка на ее лице. Что же касалось Барни, то от его загорелого лица веяло молодостью и свежестью, от него исходили как бы волны хорошего настроения и дружеского участия.
— Вашего согласия не требуется. Я и сам знаю, что небольшой опыт практической работы гораздо полезнее изучения теории. Никогда не любил ковыряться в бумажках.
До Нины начало наконец доходить, что весь этот разговор про шланги и насос был только предлогом. На деле Барни пытается с ней пофлиртовать. Что же, ее не расстроило это открытие. Она рассмеялась, Барни подхватил смех. Оба были рады тому неожиданному празднику, который подарили друг другу.
Наконец Нина перевела дух.
— Что ж. Хорошо. Вы уже достаточно большой мальчик, чтобы решать за себя самому. Но теперь, если вы уже допили вино и наелись, я хотела бы немного поработать.
— Увидимся в среду, — сказал Барни, — когда Нина открыла перед ним входную дверь. Я принесу все необходимое, чтобы закончить работу.
— Теперь я нисколько в этом не сомневаюсь, — уверенно произнесла Нина.
Нина немного задержалась у двери, глядя на брезент, которым был затянут западный вход. В лучах весеннего солнца весь мир казался ярким и чистым, как будто родившимся заново, и Нина нисколько не сомневалась, что, освободившись от бинтов, статуи предстанут взглядам еще более изящными, чем были раньше, но ничуть не менее таинственными.
— Куда ты идешь? — допытывалась Кэтти Клегг у сестры.
Люси пристально изучала свое лицо в зеркале с увеличением, висевшем на стене их общей ванной. Она только что закончила выщипывать брови и теперь критически оглядывала результат, поворачивая голову из стороны в сторону.
— Кое-куда, — ответила Люси сестре.
— Извини. Я просто спросила.
— Вообще-то, ты загораживаешь мне свет.
— Ты все время ходишь кое-куда. Ну, расскажи, кто он?
— Замолчи, Кэтти, ладно? И отойди в сторону, а то я не вижу, что делаю.
— Ты у нас сегодня сама неприступность. Но учти, что это моя блузка.
Люси закрыла футлярчик с губной помадой и, прищурившись, в последний раз оглядела свое отражение. Зеркальные стены отражали сестер, которые и без того были похожи как две капли воды, бессчетное количество раз, но Люси и Кэтти наблюдали это каждый день и так привыкли, что не замечали, насколько забавно это выглядит.
— Ну, ты ведь не против, Кэт, правда? И еще я возьму машину, ладно?
— Надеюсь, что это не тот, на кого я думаю, — вздохнула Кэтти.
Люси положила косметичку в сумочку.
— Ничего не надо говорить, все равно я уже ушла.
Озабоченно хмурясь, Кэтти последовала за сестрой. На лестнице они встретились с Барни. Держа руки в карманах, юноша что-то весело насвистывал, но увидев Люси, всплеснул руками и воскликнул:
— Ну ты клево выглядишь, сестренка!
— Не надо изображать из себя хиппи, Бан. Ты несколько староват для этого.
Люси послала брату воздушный поцелуй. Проходя мимо кухни, она заглянула внутрь. Ханна грела молоко для Фредди, неугомонная Лаура пыталась вскарабкаться на бедро матери. Ханна была простужена, так же, как и двое детей. Ее глаза слезились, а нос был красным.
