Алиса уже набрала ванну, но, передумав, быстро надела махровый халат, тапочки и направилась к Марине. Она вихрем пролетела по коридору. Софья Львовна успела только вопросительно выбросить вперед руку, жестом спрашивая: «Куда ты?» Алиса ничего не ответила и закрыла за собой дверь.
Нажать кнопку звонка оказалось гораздо труднее, чем проходить столько дней мимо и делать вид, что тебе нет никакого дела до твоей бывшей подружки. Всетаки Алиса отважилась сделать это – звонок получился долгим, настойчивым. За дверью послышались шаги, потом они стихли. Алиса поняла, что Марина сейчас наблюдает за нею в глазок.
– Мариша, открой, это я, – на лестничной площадке было темно – вчера перегорела лампочка. – Открой, прошу тебя, мне необходимо поговорить с тобой. Я не уйду, слышишь?
Прошло еще несколько мгновений, и дверь медленно открылась. На пороге стояла Марина. Она была все в том же длинном халате, подаренном давно Софьей Львовной, и стареньком пуховом платке, накинутом на плечи. Алисе показалось, что они совсем не ссорились, и не было этого презрительного молчания с ее стороны. Десятки дней превратились в один долгий, полный непонимания и неоправданной жестокости.
– Здравствуй, Мариша. Разреши, пожалуйста, войти. Не заставляй меня говорить на лестнице.
– Здравствуй, если не шутишь. – На лице Марины застыло удивление. Она не говорила ни «да», ни «нет», продолжая разглядывать Алису.
– Будем считать, что у меня в руках развевается белый флаг. Даже во время войны на это обращали внимание.
– Ты капитулируешь? – Теперь лицо Марины выражало удовлетворение.
– Да, я пришла извиниться. Можно, я сделаю это не здесь?
– Можно.
Алиса несмело перешагнула порог и по приглашению Марины пошла за ней на кухню. Здесь пахло борщом и чесноком. Ароматные пампушки, вероятно, еще несколько минут назад томились в духовке, а из-под крышки белоснежной кастрюли поднимался густой пар. У Алисы потекли слюнки. Она почувствовала, что голодна и, борясь с подкатывающейся слюной, то и дело глотала ее, не в силах начать разговор.
– Я собралась ужинать. Постный борщ с чесночными булочками. Ты не хочешь присоединиться? – Марина налила себе в тарелку горячий борщ и вопросительно посмотрела на стоящую в дверном проеме Алису.
– Да, пожалуй, не откажусь. Как ты успела все так быстро приготовить?
– Тесто купила в кулинарии, а на борщ все было начищено с утра, так что полчаса мне вполне хватило. Я приучила себя рационально использовать время. Самое смешное, что мне некуда спешить, и никто не ставит мне никаких условий. Только я сама, я сама. – Марина поставила обе тарелки на стол. – Присаживайся.
Алиса села напротив подруги, попробовала пару ложек борща.
– Горячо и вкусно, – оценила она и откусила ароматную булочку. – Самое удачное сочетание.
– Я рада, что тебе нравится. – Марина, не поднимая глаз, медленно подносила ко рту одну ложку за другой. Потом немного отодвинула от себя тарелку и все так же, не глядя на Алису, спросила: – Итак, что случилось?
– Я пришла извиниться. Даже слов таких не подберу, чтобы ты почувствовала, как искренне мое раскаяние.
– Не напрягайся. Для меня достаточно твоего «извини» – это мой уровень. На что-то более тонкое я не претендую.
– Ты ершишься, и ты права. Я вела себя недопустимо. Удары ниже пояса – это недостойно. Я не понимаю, что на меня тогда нашло. На самом деле я не так думаю, поверь мне. – Алиса прижала руку к груди и ловила взгляд Марины. Та подавляла усмешку, время от времени глядя в ее сторону. – Мариночка, прости. Я не такая стерва, какой выставляла себя все время нашей ссоры.
– Это была не ссора. Просто ты расставила всех по местам. То, что мне это не понравилось, – одно, а то, что в твоих словах много правды, другое. Я давно не сержусь, хотя в первый день готова была даже квартиру поменять, чтобы не встречаться с тобой, а заодно и место работы. Я уже представляла себя парикмахером, но потом поостыла и решила, что слишком многое придется менять: квартиру, работу, привычки, память вышерстить. Ерунда получается. Благо, твои родители научили меня трезво оценивать ситуацию. Я остаюсь благодарной им за все, чему они меня научили. Ведь не секрет, что именно им я была нужна больше, чем родной матери. Они проверяли мои уроки, они советовали, что читать, они следили, чтобы моя одежда не превращалась в тряпки. В конце концов, они разговаривали со мной, никогда не делая упор на то, что, по сути, я им никто. Они заботились о чужом ребенке, волей судьбы оказавшемся с ними на одной лестничной площадке. Я слишком приросла к вам, к тебе. Именно это обстоятельство и побудило меня принимать все события твоей жизни близко к сердцу. Ты все расставила по своим местам и раскрыла мне глаза на реальное положение дел. Так что, отбросив эмоции, я должна быть благодарна тебе.
– Машенька, милая, скажи, что ты простила меня и больше нет никаких недоразумений! – Алиса чувствовала, что ее голос срывается. Она сдерживала подступающие слезы, потому что не сказала и половины того, что собиралась.
– Простила. Простила – повторяю для особо недоверчивых. Только что ж ты так долго не приходила? Неужели все это время ходила, подавляя на корню желание поскорее покончить с этим? Не тяжело? – Марина снова принялась за борщ. Она должна была както занять руки и рот, чтобы меньше говорить. Она боялась сказать лишнее, не зная, что происходило с ее подругой во время перерыва в их общении. Теперь она ждала, что Алиса сама обо всем расскажет, и не ошиблась. – Каждый день казался бесконечным и пустым, когда я была уверена, что ты вычеркнула меня из жизни.
Алиса начала сбивчиво говорить о том, что совершенно запуталась. Она жестикулировала, то повышала голос, то переходила на шепот. Наконец, она не смогла усидеть на месте и, поднявшись, начала ходить по маленькой кухне взад-вперед. Через несколько минут такого монолога Марина была в курсе всего, что случилось с влюбленной Лялькой.
– Знаешь, я гнала от себя любые мысли, которые могли помешать мне чувствовать себя счастливой рядом с ним. Я не желала смотреть правде в глаза, жила своими фантазиями, – продолжала Алиса, снова присев на краешек стула напротив Марины. – Но сегодня я поняла, что люблю призрак. Фантом, который дарит мне наслаждение, шепчет страстные слова, подогревая мое воображение, но ничего более. Он не пускает меня в свой мир. Он использует меня, тоже теряя ощущение реальности в моих объятиях. Так не может долго продолжаться. Мы с ним словно на необитаемом острове, где кроме нас никого нет и быть не может. Более того, и наше общение – тоже не обязательное условие выживания. Все зависит от его «хочу», а я? Сегодня я попросила его откровенно сказать, любит он меня или нет.
