я не стану его игнорировать и отвечу ему, но тот звонок был последним.
Солнце уже закатилось за горизонт, а на улице опустилась ночь. Шум в деревне постепенно стихал, пока из открытого окна не перестали доноситься звуки жизни – Иоково спит. Мои глаза начали слипаться, а тело просило сна, но я не торопилась уходить из кухни – я боюсь идти в комнату, боюсь ложиться в кровать, в которой недавно спал он. На некоторое время я решила сегодня лечь спать на веранде, но страх от пережитого прошлой ночью кошмара, не дал мне этого сделать. Засыпая на ходу, я заползла в свою кровать и в то же мгновение отключилась.
Этой ночью мне ничего не снилось, как и следующей. Быть может, я повредила какой-то участок мозга, отвечающий за сновидения? Если подобное затянется, я должна буду обратиться за помощью к врачу.
Утром я проснулась в надежде увидеть его рядом с собой, как вчера. Я долго не хотела открывать глаза, зная, что никого не окажется рядом. Его нет и не будет. Завтра его тоже не будет и послезавтра. Никогда.
Два дня Елизар закидывал меня своими сообщениями и на третий сдался. С моей души упал тяжелый груз, когда за целый день не пришло ни одно сообщение. Но я по-прежнему не могу осмелиться приходить в свою комнату, пока не буду уверена, что засыпаю на ходу.
В книге не было романтики, лишь последние дни деревни, которая вот-вот уйдет под воду. Мне было жаль стариков, которые должны были навсегда покинуть свой родной уголок, не имея даже возможности быть похороненными там, где родились и состарились. Распутин хорошо все описал, будто сам был одним из жителей острова. Книга мне очень понравилась.
Когда я проснулась на четвертое утро без Елизара, за окном лил дождь. Ручьи спускались вниз по улице, вливаясь в Безымянку. Я никуда не выходила дальше нашего двора потому, что не была готова видеть Красную Звезду.
На второй день моей новой жизни Макс уехал по делам, оставив меня совсем одну. Я не могу сказать, что брат полностью заменил мне Елизара, потому что они находятся в разных плоскостях моего сердца.
Мне хотелось с кем-нибудь поделиться своими ощущениями и мыслями о книге, но теперь мне некому о ней рассказать. Я оставила все эмоции и мысли внутри себя, разговаривая внутри с вымышленным другом.
На третий день я решила отвлечься и вспомнить рисование. Вооружившись карандашом и старой потрепанной тетрадью, я спряталась на веранде и полдня что-то рисовала. Я рисовала глаза: одни и те же глаза, выражающие разные эмоции. Его глаза. Если бы у меня получалось рисовать цветом, глаза окрасились бы в голубой с редким оттенком серого.
Я старалась заняться каким-нибудь физическим трудом, чтобы выбить из своей головы все бесполезное и вложить в нее новую программу. Суть новой программы была проста – я снова ношу широкие джинсы и большие толстовки, я снова рисую, по-прежнему читаю классику. Я стала возвращаться к своему истоку. Некоторое время мне хотелось стать одной из этих современных пафосных стервочек, но это не мое. Даже взяв на себя новый образ, я не перестану быть меланхоликом-интровертом. К тому же у меня нет денег, чтобы полностью изменить свой стиль. В глубине души я навсегда останусь Кристиной, любящей заплетать свои длинные волосы в косичку и рисующей какие-то непонятные вещи, обитающие в её голове.
На пятый день я уже смирилась с отсутствием в своей жизни Елизара Ренуара. Звонила мама и звала домой, но я совсем не хотела уезжать из Иоково. Я не могу найти в себе причину неприязни к дому, а может быть, этой неприязни и вовсе нет, но я отказалась, я хочу побыть здесь. Иоково всегда было для меня местом для реабилитации: здесь мои раны заживали быстрее. Бывает, что не хочется находиться в месте, которое связано с чем-то больным, но в этот раз я не торопилась расставаться с этими полями. Я никогда раньше не жила в деревне так долго, как в этом году. Обычно спустя две недели я уезжала домой, а потом снова приезжала, но этот год стал во всем необычным и новым. Может быть, я повзрослела? Может быть, я перестала быть старой Кристиной и все-таки стала другой?
Вечером Елизар снова позвонил, я проигнорировала его звонок. Позже я добавила его номер в черный список, чтобы он никогда до меня не дозвонился. Я умерла для него, а он для меня.
– Мы частенько совершаем ошибки, считая, что поступили правильно, – как-то сказал дед на шестой вечер моей новой старой жизни.
– Прости, но я не понимаю, о чем ты, – сожалеюще посмотрела я на деда.
– Тот мальчик, который частенько приходил к нам, почему он больше не приходит? – скрипящим голосом спросил кукащей.
– Я не хочу об этом говорить, – с нотками усталости произнесла я и повернулась в сторону лугов, темнеющих в вечернем одиночестве.
Солнце уже уходило на другую сторону мира, пробуждая других своих детей, а нас посылая спать. Сегодня я и кукащей починили дверь в огороде. Это малое дело, но мне было приятно после стряпни пирогов вместе с бабушкой, вырваться на свежий воздух к дедушке. За работой мы редко разговаривали, потому что наши умы были поглощены совсем иными мыслями. Я изредка поглядывала в сторону Красной Звезды, а дед что-то обдумывал в своей голове, сохраняя это в тайне.
Сейчас мы выбрались на улицу отдохнуть в прохладе вечера после пары дней дождей. Дышалось невероятно легко.
– Если этот мальчик обидел тебя, то он сделал это не со зла. Наверное, он просто не понял своей ошибки, – продолжил дед тему, к которой мне совсем не хотелось возвращаться.
– Он не обижал меня, дедуль, – сказала я.
Мне жутко хотелось нагрубить деду, чтобы тот не вмешивался в дела, которые ему непонятны. Я не хочу продолжать эту тему потому, что мне начало казаться будто все проходит.
– А почему он тогда не приходит к нам? Почему ты с грустными глазами смотришь на Красную Звезду? – спросил он, сверля меня глазами.
– Это долгая история. Мы просто решили, что нам следует прекратить нашу дружбу.
– Решили? Сейчас – в ваш век – все проще, вам не нужно выходить замуж за тех, кого вам выбрали родственники, вас не держат в той строгости, в которой растили нас, вы можете не играть свадьбу и жить вместе, но это не делает вашей жизни лучше, вы придумываете
