И ведь облажался.
Ума не приложу, как Анастасия могла забыть о том, что ей категорически запрещено было пользоваться любыми картами, привязанными к ее настоящему имени.
Почему Шах не проследил за этим?
— И как же ты это провернул? Как оказался в доме?
— Честно, я сам до сих пор удивляюсь, как мне это удалось. Ваш дом всегда находился под охраной, пока однажды старуха не поперлась за каким-то делом в гараж через улицу. Пока она шуршала там, я спрятался за машиной и ждал, когда она свалит. Было уже за полночь, я пробрался в дом и залег на всю ночь под кроватью в одной из пустующих комнат. Когда вы уехали, я вышел на разведку. В доме оставалась только старуха. Думал, проблем с ней никаких не возникнет. Вырублю, да и дело с концом. Мне нужен был только ребенок. Моя задача заключалась в том, чтобы перевезти его в Стамбул и передать в руки людям Рифата. Я не планировал никого убивать. Честное слово! Старухе просто надо было пойти на мои условия и отдать пацана. Ей не нужно было давать отпор, тогда и сдохла бы своей смертью. А потом в комнату вбежала та самая беременная курица. Она набросилась на меня, затем начала кому-то звонить... У меня не оставалось другого выбора.
Я цепенею.
Кажется, до этого самого момента я до конца не осознавал, что Кармен больше нет. Сейчас действительность товарняком врезалась прямо в лоб.
Всего один выстрел — и моей любимой "пышки" больше нет.
Она ведь была мне как мать. На протяжении пяти с половиной лет считала меня своим единственном сыном.
Когда я был "призраком", только благодаря ей я чувствовал себя ещё нужным кому-то. Только она заставляла меня не забывать то, кем я был на самом деле.
Никаким не монстром, а человеком, потерявшимся в самом себе. В пустоте. В ней мне было легко затеряться. И только Кармен удавалось заполнить эту пустоту своей материнской заботой, непревзойденным чувством юмора и самоиронией.
С ее смертью я лишился частички своей души. Той, что в свое время она смогла заполнить собой.
Игорь одним выстрелом оторвал от меня кусок, а вторым разрушил жизнь Шаха. Не представляю что с ним будет, если Анастасия не выкарабкается. В этом мире его уже ничего не удержит. Он уйдет вслед за ней. Мужественно и любя всем сердцем.
Качнув головой, сбрасываю с себя наваждение.
Лицо мое искажается в гримасе бешенства и презрения. Я изо всех сил стискиваю челюсть, что зубы начинают ныть, и навожу пистолет на Игоря.
Он испуганно вдыхает, глаза выкатывает на меня. Плавильня заполняется шумом его судорожного дыхания.
Пальцем я касаюсь курка. Нажимаю. Игорь зажмуривается с силой и я резко отвожу руку чуть левее. Взвываю раненым зверем и выпускаю очередь из шести патронов в стену.
Всю обойму я потратил на вымещении своей злости вместо того, чтобы изрешетить пулями этого недоноска, который в данную секунду широко раскрывает глаза и кряхтит. Судя по всему, он не понимает, почему все ещё жив.
— Зачем Рифату понадобился мой сын? — спрашиваю с напором. — Каким образом ты поддерживал с ним связь? Отвечай!
— Пейджер, — сбивчиво он произносит. — Я думал, что они давным-давно уже отошли в прошлое, но нет. Представь, кое-где они до сих пор существуют.
Ну, конечно. И звонить никому не надо, и номером светить.
— Рифат узнал о вашей сделке с его отцом. Именно твой сын должен был стать отличным рычагом давления. Насчет дочери он не был так уверен, поэтому даже пробовать не стал. Он был уверен, что только благодаря сыну он сможет убить сразу двух зайцев: заполучить свободу и избавиться от надоедливого папаши.
Поспешил он с выводами. За свою дочь я боролся бы не меньше, чем за сына.
— Зачем ты поехал в порт? Тебя там ждал кто-то?
Игорь кивает, охотно идет на контакт, что уже хорошо.
— Судно. На нем я должен был пересечь границу и вернуться в Стамбул, — он делает паузу, поднимает голову и держит ее на весу, пристально смотря на меня. — Эмир, они уже ищут меня. Зря ты все это затеял. Они найдут тебя и уже не жди пощады. Они завалят вас всех! И тебя, и сынка твоего! Вот увидишь! — брызжет он желчью, желая припугнуть.
Жаль, патронов у меня больше не осталось. Заткнул бы его на веки вечные....
Но Игорь ведь не знает, что я "пустой", судя по тому, как он начинает трястись, когда пистолет случайно (а, быть может, и нет) взмывает в его сторону.
— Закрой рот! Лучше захлопни свою вонючую пасть, пока я не сделал в твоей заднице ещё больше дырок!
Нервы Игоря окончательно сдают. Он начинает пускать слезы.
Занавес.
— Не надо, прошу, — молит он, корчится от того, что самому от себя тошно, но он знает, что это его последний шанс. — Я сделаю все, что угодно. Могу до конца своих дней пахать на тебя. Хочешь, я добровольно сдамся полиции? Хочешь? Я прям сейчас готов сесть за решету! Обещаю, я заплачу за все, только не убивай меня. Я хочу ещё пожить, — скулит он, разбрасывая вокруг себя слюни и сопли.
Я молча слушаю его всхлипы. Взвешиваю для себя все. Анализирую.
В конечном счете прихожу к выводу, что для Игоря сесть в тюрьму на пожизненно — это как отделаться легким испугом.
Слишком гуманно на мой взгляд.
— Я не стану тебя убивать, — спокойно выношу свой вердикт после паузы.
— Хорошо, — с облегчением он вздыхает, голова его падает, ударяясь о металл. — Спасибо. Я знал, что ты все правильно рассудишь. Ты непохож на убийцу, ты...
Я смеюсь над ним, а затем перебиваю, не желая выслушивать лестный бред в свой адрес:
— Обезвоживание.
Игорь поднимает на меня недоуменный взгляд.
— Что, обезвоживание?
Я становлюсь у его ног и повторяю это слово ещё парочку раз. Только на разных диалектах, не забывая при этом произнести и на русском. С каждым таким словом физиономия Игоря вытягивается, дыхание перехватывает и сердце учащается.
— Согласись, "обезвоживание" звучит красиво на любом языке? — возвращаюсь я к английской речи. — Ты ведь в курсе, сколько человек может прожить без воды?
Смекнув, Игорь начинает дрыгаться как эпилептик. Он безуспешно пытается освободиться от цепей. Чем чаще он это делает, тем туже сковывает себя.
— Что ещё за фигня? Освободи меня... Ты ведь пообещал мне! — жалостливо бормочет он, взывая к милосердию.
Бросаю на него последний взгляд, направляюсь к выходу и пинаю в сторону тазик, что служил подпоркой для двери.
— Сорок. Восемь. Часов, — в издевательской манере проговариваю я.
Не оглядываясь, я тяну тяжелую дверь за собой под истошные вопли Игоря и лязганье металлической цепи.
— Чертов козел! Отпусти меня! Сейчас же! Не смей бросать меня здесь одного! Слышишь? Не смей, паскуда!
— У тебя есть сорок восемь часов на то, чтобы понять, что ты не заслуживаешь большего. Приятного отдыха, Игорь. В аду как-нибудь встретимся, — бросив напоследок, я с характерным скрипом проржавевших петель закрываю дверь.
Плавильня погружена во мрак.
Щелчок замка. Теперь герметичная дверь плотно запечатана.
Этот звук станет последним звуком, который услышал Игорь. Его крики о помощи никто не услышит. Его здесь не найдут. Это место станет его могилой.
С сорока восьмью часами я все же перегнул. Смерть настигнет его гораздо раньше. Ровно тогда, когда в плавильне закончится кислород.
Подохнуть от асфиксии — не самое страшное, что может случиться с Игорем.
Гораздо страшнее остаться в темноте наедине со своими мыслями. Медленно задыхаться, зная, что перед тобой стоял выбор между жизнью и смертью. Но, выбрав для себя жизнь, ты все равно нашел свою смерть. Потому что вмешался кто-то третий и раз и навсегда лишил тебя этого выбора.
Теперь так будет с каждым, кто посягнет на мою семью...
Я возвращаюсь в машину, где на заднем сиденье посапывает Марк. Завожу мотор и отправляюсь в офис Гарнера.
По дороге я прокручиваю в голове одну-единственную мысль — это ещё не конец.
Осталось сделать решающий шаг. Только тогда уже можно будет поставить точку и... начать новую главу.
