зайти и поужинать со своей девушкой?
— Я… ну, я…
Мои глаза расширились.
На самом деле она не думала об отмене дела из-за Тринити, не так ли?
Только она думала.
Конечно, она думала.
Мы говорили о Теннесси.
— Ты обдумываешь это, — сказал я категорически.
— Я пытаюсь найти лучший способ действий. — Она уронила голову на край моего окна.
— Знаешь, ты медицинское чудо, — сказал я.
Она посмотрела вверх, прислонившись щекой к моей оконной раме.
— Что?
— Ты единственный человек, которого я знаю, который может стоять прямо без позвоночника.
Она вздрогнула, отстраняясь от машины.
Я схватил ее за челюсть, пытаясь заставить ее посмотреть на меня. Она издала низкий, стонущий звук и отстранилась, потирая щеку. Именно тогда я увидел, что она снова нанесла невероятную косметику. И что макияж был разработан, чтобы скрыть что-то уродливое… вместо того, чтобы скрыть что-то красивое.
Я сузил глаза, поняв, что одна из ее щек покраснела и на ней остался отпечаток пальцев.
— Что за…
— Я в порядке. — Она сделала шаг назад.
Но было слишком поздно.
Я уже вышел из машины и захлопнул за собой дверь.
— Черт возьми. Кто сделал это с тобой? Это был Роб?
Я собирался убить его, а затем понемногу скармливать койотам.
Она фыркнула.
— Я бы ударила Роба, прежде чем он ударил бы меня.
Моя челюсть напряглась, а мышцы сжались.
— Тринити.
— Я справилась с этим. — Она попыталась убежать от меня.
— Маленькая ведьма.
— Она сошла с ума.
— Она будет в ярости, когда я надеру ей задницу и лишу ее работы.
— Круз, нет. — Она схватила меня за руку, сильно потянув. — Пожалуйста, позволь мне справиться с этим по-своему.
— Твой путь лежит на дороге, ожидая, пока она тебя переедет. Дело не только в тебе — ты думаешь, я хочу, чтобы кто-то такой бессердечный заботился о уязвимых пациентах? Спасибо, не надо.
— Мой путь — уделять время семье. Вовлекая их в эту идею.
— Какая идея? О том, что ты встречаешься с респектабельным членом общества?
— Из-за того, что я затеваю очередной скандал. — Она выпятила челюсть. —Они ненавидят, когда я в центре внимания.
«Я ненавижу их за то, что они заставляют чувствовать тебя обузой.»
«И себя за то, что не беру на себя ответственность, потому что не дай бог я сделаю что-то менее чистое и доставлю кому-то дискомфорт.»
— Я начинаю терять терпение, милая, — сказал я совершенно серьезно. — Я не собираюсь преследовать тебя вечно. Ты мне нравишься, Теннесси, но мне не нравится то, что ты заставляешь меня чувствовать, и это начинает становиться проблемой.
— Я знаю, — твердо сказала она, положив ладони мне на грудь.
Мое сердце билось как бешеное.
Черт возьми, я хотел ее. Я хотел бежать. Но ее глаза были искренними.
— Просто дай мне немного времени, чтобы я все поняла, хорошо? Увидимся завтра на репетиционном ужине.
Я поехал домой, чувствуя странное чувство бедствия, охватившее меня. Когда я припарковался перед входной дверью, я понял, почему.
Она ускользала от меня. Подвести меня легко, как я подвел Габриэллу и всех женщин до нее.
Мне нужно обдумать это.
Мне нужно во всем этом разобраться.
Мне нужно немного времени в одиночестве.
Я так сильно ударил по рулю, что разорвал ублюдка.
Я терял Теннесси Тернер и чувствовал это.
— Знаешь, тебе не нужно было этого делать, — сказала мне Тринити на следующий день в моей клинике.
Она рухнула на сиденье передо мной, пока я делал какие-то заметки о своем последнем пациенте. Она была похожа на кого-то, кого вытащили из канализации, чтобы разрушить Нью-Йорк в кульминационном научно-фантастическом фильме.
Я не отрывался от своих записей, потому что знал, что зрительный контакт может привести к тому, что она потеряет работу.
— Хочешь быть более конкретной?
Краем глаза я мог видеть, как она дергает кончик своей косы и расщепляет в ней тонкие светлые волосы.
— Уатт. Поцелуй. Мальчишник. Он сказал, что ты согнул его руку, чтобы сказать мне. Но я не хотела знать.
— Ну, мне, честно говоря, все равно, чего ты хотела или не хотела. Это было больше связано с моей чистой совестью, чем с твоим комфортом.
— Мне стыдно, что ты это видел.
— Действительно? — небрежно спросил я. — У тебя есть еще так много вещей, за которые нужно стыдиться, видя, как мой брат целуется с кем-то еще, не должен быть даже в твоей первой тысяче.
Ее глаза метнулись вверх от секущихся кончиков, расширяясь. — Я сделала что-то не так, доктор Костелло?
Да. Так много вещей, я не могу перестать их считать.
— А почему ты так думаешь? — Я закрыл файл, над которым работал, встал и пошел вернуть его в свой кабинет.
— Ты никогда не говорил со мной так… так…
— Откровенно, без ерунды? — Я предоставил.
— Да. Это как…
— Пощечина по лицу? — Я снова закончил за нее. Она издала скулящий звук, который я воспринял как подтверждение. — Позор. Тебе казалось, что ты могла бы использовать один из них.
Она встала, нервно разглаживая синюю униформу и наблюдая, как я хожу по комнате. Она попыталась наклонить подставку для ручек на моем столе и опрокинула ее, расплескав чернила по всему дереву из красного дерева.
Она возилась, чтобы установить его обратно, шепча: — Дерьмо, дерьмо, дерьмо. — Я выбросил свои файлы в шкаф, наслаждаясь видом ее пота. — Это о Теннесси? Она рассказала тебе что-нибудь обо мне? Да? Потому что я…
— Не пытайся объясниться со мной, сестра Тернер. Я хотел, чтобы мой брат сказал тебе, потому что я думал, что ты должна знать. А еще потому, что я думаю, что пришло время насладиться большим, толстым куском скромного пирога.
Я уже собирался уходить, когда она схватила меня за запястье, в ее глазах плескалась паника.
Тринити, возможно, хотела бросить свою основную работу,
