глаза и начала считать до десяти. Катя знала, что так мама успокаивается, и поэтому сидела молча. Какая же она у меня умница.
– Кто тебе докучает, что ты так нервничаешь и ругаешься? – задумчиво спросил Ксавье, суя в рот ролл.
Хмуро на него взглянула. Его глаза меня завораживали, но в груди всё ещё осталось толика возмущения и раздражение.
– Какой-то модельер звонил. Я так поняла, что хотел договориться о показе мод в моём заведении. Только вот, его не научили, что при переговорах желательно соблюдать субординацию и вежливость. И хамить необязательно… О! И говорить, что я должна делать, а что нет. Разозлил, блин!
Выдохнула и отпила из бокала воды.
– Мамочка, а можно посмотреть мультик и шоколадку?
Сластёна моя.
Улыбнулась, протянула руку и, погладив голову дочери, нежно проворковала:
– Конечно, малыш, беги. Давай только десять минут, пока мы кушаем и спать.
Катя слезла со стула, чмокнула меня в щеку и побежала.
– Она такая красивая. На тебя похожа. Сильно, – сдавленно произнёс мужчина, – Знаешь, какие чувства я испытал, когда детектив сообщил, что у тебя есть ребёнок? Я злился так сильно, что хотел твоему дружку рожу начистить и натянуть на …
– Делакруа, – прошипела я.
– А потом, месье Боре показал мне фотографии Кати, документы из роддома и я всё понял… Тогда уже мне хотелось в сотый раз отвесить самому себе подзатыльников. Столько лет о тебе собирали сведения и по моей дурости ничего мне не докладывали. И я узнал о существовании дочери совсем недавно.
– Хорошо, что вообще узнал, – пробормотала я.
– Шарлотта, я не оправдываю своих действий, слов. Нелегко переступить через себя, всё взвесить и поменять всю жизнь. Начать с нуля, хотя к тому, что я имел, шел годами, обдирая пятки в кровь. И не только.
Хмыкнула.
– Всё познаётся в сравнении, – продолжил мужчина, – Для меня не имеет смысла иметь особняки, бизнес, если вас нет в моей жизни.
– Знаешь, от владения борделя я бы так и так воздержалась бы, – усмехнулась я, – Так что не надо говорить, что ты сделал это для меня. В первую очередь для себя, хотя вероятно, тебя подвигла совесть и чувство вины.
Я отодвинула от себя тарелку, чувствуя, что наелась. Подняла глаза и натолкнулась на взгляд задумчивого Ксавье.
– Знаю, что пройдёт много времени, прежде, чем ты мне поверишь. У меня есть надежда… И я буду бороться.
– Я не хочу снова наступить на грабли. Теперь мне есть, что терять и кого защищать.
Мужчина встал и отнёс грязную посуду в раковину. Облокотился руками об стол. Я видела, как напряжение охватывает его спину, руки…
– Ксавье?
Я поднялась и подошла к нему.
– Думаешь, мне легко проворачивать тот год в памяти, вылавливая каждое мгновение, когда я вёл себя по-свински? Когда брал тебя против воли, когда унижал, когда оскорблял? Да ни хрена подобного! – Делакруа повернулся ко мне и схватил за руку, – Я не понял даже того, что лишил тебя невинности. Хотя на тот момент, это ничего бы не изменило. Я тебя хотел. И моё желание было первостепенным. Марко пытался вправить мозги. Мол, зачем мне такая неиспорченная девочка. А я… Знаешь, что сделал я?– его голос перешёл в хрип.
– Что?– шёпотом спросила его.
– Я впервые врезал лучшему другу, – горько выдавил Ксавье, – Он лишь потёр подбородок и предупредил, что я сам накинул петлю себе на шею. Марко был прав. Сначала это была похоть. Но тот глупый маскарад показал мне, насколько хрупки наши отношения. Потом всё было хорошо, и я всё больше понимал, что ты для меня словно воздух…
– Но тебе было недостаточно моей верности. И ты поверил врагу…
– Да. Это меня не оправдывает.
Я вздохнула. Мужчина притянул меня к себе и обнял. Я не сопротивлялась. Да и зачем?
– У меня была трудная жизнь, Шелли. В плане доверия. Когда мне было десять, мать ушла от нас к более респектабельному мужчине. Отец стал забываться в алкоголе первое время. Первый раз он меня ударил в одиннадцать. Избиения продолжались два года, затем я ушёл. Со сломанным носом, рукой и ушибленными рёбрами. Так мне сказали в больнице. Оттуда я сбежал, так как знал, что меня вернут родителю. По мне, жизнь на улицах была лучше, нежели в доме с отоплением и с постоянными оплеухами и сломанными конечностями. Так, собственно и началась моя разгульная жизнь. – Ксавье говорил шёпотом, поглаживая меня по голове. – В четырнадцать я познакомился с одним человеком, на которого в последствие и работал. Сама понимаешь, что это криминал. В основном воровство, наркотики, казино. Париж яркий город, и привлекает много туристов. Я работал на Серхио десять лет, в этот период познакомился с Марко. Мы оба подумывали уйти из «бизнеса», но это не тот случай, когда можно уволиться.
Я затаила дыхание, сильнее прижавшись к мужчине. Его шёпот дрожью отзывался во мне. Страшно представить такую жизнь.
– Серхио умер и оставил всё мне. Недвижимость, бизнес, врагов… Бордель я уже сам запустил в работу. К тридцати годам, я уже был не тем десятилетним мальчишкой, который плакал по ночам из-за матери, а позже от оплеух отца.
Я не заметила, как по моим щекам струились слёзы. Ксавье приподнял меня, и я обхватила его бёдра ногами, прижавшись всем телом к мужчине.
– Не стоит плакать. Просто… Я хочу, чтобы ты знала обо мне больше. Но всю грязь, я не могу тебе рассказать. И всё равно, моя жизнь не оправдывает поступки. Особенно, в отношении тебя. Выбор и осознание. И то, и другое пали на тебя. Серхио меня воспитывал, дрессировал с четырнадцати лет. Так что, его влияние дало свои взрастило свои корни.
– Не против выпить? – прошептала я.
Ксавье поцеловал меня в шею и опустил. Я достала из холодильника початую бутылку вина.
Разлила по бокалам.
– Я посмотрю, как там Кэти.
Выбежала из кухни, тяжело дыша. Боже, я не ждала подобной откровенности. Мне было странно быть настолько близкой, настолько жаждущей и настолько отчаянной. Именно этого я ждала от него. Открытости. Признания. Чтобы меня впустили в свой уголок жизни.
Кэтрин сопела у себя на кровати, обняв любимую игрушку. Я накрыла дочь одеялом и вышла из комнаты.
– Я тут, – раздался голос мужчины из гостиной.
Молча села рядом с ним. Мне протянули бокал, и я сделала глоток. Поставила фужер на стол.
– Как ты познакомился с Марко?
Ксавье положил руку на моё колено и слегка сжал.
– Мне было шестнадцать, и я считал себя крутым. Курил травку, обворовывал туристов, разбирался с