Наверное, я заснула. Когда я снова очнулась, было тепло, и мрамор подо мной отражал бледный-бледный, хрупкий розовый свет. Я не шелохнулась. Я так уютно свернулась калачиком, что даже не верилось.
И тут я почувствовала, что рядом со мной кто-то есть. Кто-то присел на корточки. Не открывая глаз, я села. Кто-то обнял меня, и я проговорила:
– Как хорошо, что ты здесь.
Так прошла целая вечность. Столетия и столетия, а потом я разжала его руки и вложила ему в ладонь мой измятый, скрученный платок.
– Это тебе, – сказала я. – Подарок.
– Что это? – спросил Эд.
– Мои слезы.
Когда мы говорили в машине, все вокруг было очень по-утреннему, как на рассвете после бури. Я ощущала себя как в финале снятого итальянцами в Испании вестерна: будто бы я в разодранной юбке ковыляю домой, получив суровый урок, чтобы понять, что женщина – это женщина, а мужчина – это мужчина и мужчину типа Чарльза Бронсона за пояс не заткнешь.
У дороги был небольшой бар, он только открылся.
– Давай возьмем вареных яиц, – сказала я. – И бобов. – Я вдруг проголодалась.
Мы сидели за расшатанным виниловым столиком, ожидая еду, и пили кофе – такой густой и черный, что было трудно не глотать гущу. Эд сказал, что Алекс, увидев, что меня нет, позвонил ему в гостиницу в Чичен-Ицу, догадавшись, что я, вероятно, направилась туда. Не найдя меня, Эд сообразил, какой я выбрала маршрут и что могло случиться, когда я добралась до Тицакалькупуля. И отправился туда.
– Ты собирался отвезти меня туда, да? – спросила я. – Когда планировал свадебное путешествие.
Эд улыбнулся.
– Я не собиралась туда ехать, – сказала я. – Я искала тебя. Отправилась на поиски тебя.
Эд продолжал улыбаться. Как на Рождество.
– Где Черил? – спросила я.
– В Канкуне. Ждет рейса домой.
– У меня есть хоть какой-то шанс, – спросила я, – что ты сможешь понять все это?
Он только посмотрел на меня.
– Как будто я еду в машине, – проговорила я, проведя пальцем по столу, – и мне нужно сделать объезд – но дорога снова выводит меня к тебе.
– А что было объездом? – спросил Эд. – Тицакалькупуль?
– Объездом был Алекс.
Он на какое-то время задумался и наконец сказал:
– И это точка, где я свершил свою месть?
Когда я прибыла к Маку прямо из аэропорта Кеннеди, пирушка в честь приезда была уже в самом разгаре. Мак, Дел, Флора, Пол – все были в сборе.
– Похоже, журавль оказался синицей, – шепнул мне на ухо Пол, обняв меня.
– Какой журавль? – не поняла я.
– Юная Любовь, – сказал он.
– А, – сказала я, – да.
Подошла Делла с шампанским. Она потрясла бутылку и обрызгала всех пеной с криком:
– Она вернулась!
– Спокойнее, – попыталась я ее урезонить. Рядом села Флора и обняла меня.
– Нам нужно поговорить, – сказала она своим самым распутным голосом. Брови работали с повышенной нагрузкой.
– Нужно, – согласилась я.
Мак приветственно махнул мне рукой с сигаретой, а потом вывел на обозрение высокую обесцвеченную блондинку и объявил:
– Это Чикита – моя нынешняя жена.
Я взглянула на Дел. Она мне подмигнула. Это было что-то новенькое – в самом деле. Раньше она никогда не подмигивала. Возможно, подхватила в Нью-Йорке. А может, она менялась. Пожалуй, все мы менялись.
– Привет, красотка, – сказала Чикита. – Я слышала о тебе.
– Жена? – переспросила я Мака. – Жена?
– Это долгая история, – ответил он. Дел сказала:
– История включает в себя Феллини и поездку в Тихуану. Кое-где вступают мескаль[68] и Вегас.
– И ударная работа столетия, – вставил Мак.
– Которая не помешала браку, – заметила Флора.
– Когда я представила Мака его жене, – сказала Дел, – он не знал, куда ее деть. Он думал, что все юридические формальности можно загладить небольшой ловкостью рук и кое-какой бумажной работой.
– Но теперь я возбудила дело, – сказала Никита.
– Она действительно хочет вытащить это на суд, – нетерпеливо проговорила Дел и взяла под руку Мака.
– Вы снова вместе? – спросила я.
– Ну конечно, – ответила Делла.
Я взглянула на Мака. Он был занят курением. И казался довольно счастливым. Улучив момент, я отвела Дел в сторонку. Мы пошли в ванную.
– Что с кольцом? – спросила я.
– Я подарила его Никите, – ответила она.
– А что говорит об этом Мак?
– Что он может сказать? – быстро проговорила Дел. – Он же не может ходить вокруг, предлагая полмира, чтобы я вышла за него.
– Ты единственная, на которой он захотел жениться.
Дел отвела взгляд. В дверь просунулась голова Флоры.
– Как тебе нравится цвет? – спросила она. Ванную от пола до потолка покрывала кричащая лимонно-желтая мозаика.
– Желтый, – сказала я.
– На самом деле зеленовато-лимонный. Для гармонии, – поправила меня Флора.
– Мне он напоминает цвет мочи после принятия витаминов, – заметил вдруг возникший откуда-то Пол. – Флора здорово сечет в фэншуй. Все кинозвездочки Мака стоят в очереди, чтобы она переставила им кровать на кухню и вообще разгромила всю квартиру.
Раздался звонок в дверь. Все тревожно оглянулись.
– Это, должно быть, Любовь-Всей-Моей-Жизни, – сказала я и, подойдя к выходу, нажала на кнопку, чтобы открыть входную дверь.
Все столпились вокруг меня:
– Кто?
– Любовь-Всей-Моей-Жизни, – повторила я.
– Обожемой, – сказала Флора. – О! Боже! Мой!
– Он был в гостинице, – пояснила я, – собирал вещи. – И открыла дверь Эду.
По пути в аэропорт я вкратце рассказала Флоре и Дел о том, что случилось в Мексике, и Флора сказала, что совершит поездку в Тицакалькупуль – если когда-нибудь научится произносить это название.
Когда мы добрались до аэропорта, она вкратце проинструктировала нас, что в случае внезапного падения давления воздуха в салоне мы должны сначала надеть свои кислородные маски и только после этого пытаться помочь другим. Я решила, что она беспокоится о нашей безопасности в полете, но, оказывается, она метафизически говорила о сохранении счастливого брака.
– Я рада, ребята, что вы снова любите друг друга, – сказала Флора.
Когда мы вошли в зал отправления, Дел проговорила:
– Так что до свиданья. Хотела бы заплакать, да не умею. Такая уж я гадкая.
– А разве ты не возвращаешься в Лондон? – спросил Эд.
– Возможно, – ответила она, – но я предполагаю стать леди, которая подает гостям обед. – Она выглядела смирившейся.
Флора заставила меня и Эда попозировать для фото.
– Вы только взгляните, – сказала Дел. – Опять.
– Что? – не поняла Флора.
– Опять эта любовь. Я чувствую, как она так и прет из них, – и поежилась, будто кто-то прошел над ее могилой.
