Хуан Энрике запланировал путешествие на рудник в следующем месяце, но Кармен начинало казаться, что этот рудник так же нереален, как оказался нереален образ самого Хуана Энрике, придуманный ею. С тех пор, как она встретилась с Дельгадо, ее мечты о нем рассыпались в прах. Хуан Энрике был для нее неприятен во всем.
Как только мог когда-то дядя обручить ее с таким человеком? А подумать лишь о том, что ради этого человека она провела недели — нет, месяцы! — заучивая каждую из четырехсот семидесяти трех максим Томаса Торквемады под общим названием «Как быть настоящей женой». Женой этого человека! Единственно правильное, что следовало ей сделать, покидая пристань Кадис, со злобой думала сейчас Кармен, — это бросить тяжелый том, как якорь, в воду.
— Какое еще зерно? — лениво спросил Хуан Энрике и, не дожидаясь ответа, приказал: — Скажи, чтобы положили в кухне. Почему меня беспокоят по таким пустякам?
— Эй! — раздался окрик, и слуга был оттолкнут плечами четырех незнакомцев, вошедших в столовую. Все три женщины, опешив, смотрели на наглецов.
Хуан Энрике медленно встал и успел произнести:
— Что?..
Кармен ахнула. Она узнала черного солдата, того, которого Хуан Энрике так бесчестно обманул недавно. Чернокожий наставил на него ствол аркебузы. В трех других было тоже что-то смутно ей знакомое. Один был черноглазый с волосами, завязанными сзади; на другом, ниже ростом, было черно-фиолетовое одеяло через плечо. В руках обоих обнаженные мечи. Она перевела свои широко раскрытые глаза на третьего, самого высокого, и встретилась взглядом с его холодными голубыми глазами. Она узнала его сразу. И чуть не вскрикнула от радости. И от страха одновременно.
Пума! Что он затеял? Она в волнении положила руку на горло и чуть привстала в кресле, когда Пума большими шагами прошел к ней и вытащил ее из-за стола. Блюда, чашки, еда — все полетело в разные стороны.
— Вы не имеете права! — пытался протестовать Хуан Энрике.
Пума положил ладонь на губы Кармен и завел ей руки за спину. Его взгляд, направленный на Хуана Энрике, был яростен.
— Не подумай останавливать меня, презренная жаба, — сказал он по-испански.
Хуан Энрике молча открыл рот. Мария вскочила с кресла и попыталась защитить Хуана Энрике своим телом.
— Как вы смеете! — кричала она. — Вы не имеете права врываться в дом… и… и…
— Где драгоценности? — потребовал от Хуана Энрике Пума.
Кармен пыталась сопротивляться. Что Пума хочет от нее? Почему он здесь? Ее сердце бешено билось.
Пума сжал ее руки за спиной, и Кармен сдалась.
— Драгоценности! — потребовал Пума.
Он не собирался допускать, чтобы испанец обманул его.
— Угнавший Двух Коней, пойди с ним и разберись!
Угнавший подтолкнул дрожавшего Хуана Энрике Дельгадо к лестнице.
— Я все равно не скажу вам! — кричал тот, но кричал испуганным голосом.
— Тогда мы убьем эту женщину, — проговорил лениво Стефано.
Его аркебуза была направлена на Марию. Несмотря на его ленивый вид, все поверили, что он выполнит обещание.
Дельгадо нервно облизнул губы.
— Так как же? — поинтересовался Стефано.
Дельгадо кашлянул и бросил взгляд на Марию. Ее жизнь сейчас висела на волоске, и этим волоском были белые пухлые руки Хуана Энрике. Кармен, как зачарованная, смотрела на ту битву чувств, которая отражалась на лице Хуана Энрике. Каждое движение души читалось на этом лице. Решение давалось ему тяжело. Кармен поежилась: что победит — чувство к Марии или жадность?
Мария была очень бледна. Она глазами умоляла Хуана Энрике принять решение в ее пользу, и, не выдержав, прошептала:
— Бога ради.
Хуан Энрике не пошевелился.
— Ради Господа нашего! — закричала Мария.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Хуан Энрике пробормотал:
— Хорошо, мой маленький рубинчик.
Он повернулся к лестнице, и Угнавший крепко взял его за руку.
Мария опустилась в кресло и упала головой на стол. Она рыдала. Даже у чернокожего на лице было написано облегчение. Кармен внезапно осознала, что все это было только представлением, угрозой, которая не должна была осуществиться. Они ждали Угнавшего и Дельгадо, а стоны и всхлипы Марии раздавались под сводами дома. Донья Матильда молча и неподвижно стояла возле своего кресла.
Вскоре послышались шаги, и молодой разбойник втолкнул испанца в комнату. Кармен видела, что на руке индейца болтается ее кожаный мешочек с приданым. Значит, Хуан Энрике пожертвовал своим обогащением в пользу Марии.
Угнавший Двух Коней передал мешочек из рук в руки Пуме. Пума открыл его и заглянул внутрь. С удовлетворенным видом он положил его за тунику.
— Пошли. — И он подтолкнул Кармен к двери.
Они быстро прошли кухню и вышли во двор.
Пума убрал руку со рта Кармен.
— Куда ты ведешь меня? — потребовала ответа Кармен.
— Иди, — грубо сказал Пума. — Нет времени для разговоров.
Он втолкнул ее в фургон и связал.
— Ты не посмеешь!.. — Но уже через секунду она была связана по рукам и ногам.
И это человек, которого она любила!
— Пусти меня! — попробовала кричать Кармен. Он сорвал красный платок с шеи и завязал ей рот.
Кармен яростно глядела на него своими ярко-бирюзовыми глазами.
Вокруг нее в фургоне находились мешки, некоторые из них с песком, как она определила. «Зерно», подумала она, тот самый предлог, под каким апачи проникли на виллу.
Пума осторожно и быстро устроил Кармен между мешками, так, чтобы она и двинуться не могла. Кармен с горьким вздохом закрыла глаза. По щекам ее побежали слезы. Ее охватило состояние опустошенности. Какая-то часть ее сознания подсказывала, что он пришел, чтобы спасти ее. Но с трудом и болью пробивалась и другая мысль: Он не любит меня, не хочет меня. Надо смириться с этим, а я не могу. На какой-то момент она была безумно счастлива вновь увидеть его любимое лицо. Она забыла его предательство. Чистая, простая любовь закралась к ней в сердце. А теперь вновь пришла горечь от предательства. Зачем он пришел? Что он хочет от нее? Неужели ей предстоит еще страдать? Как он мог бросить ее одну? Продать ее? Разве он не понял, что она любит его?
Тем временем фургон поехал.
— Стоп! — послышался голос Пумы. — Где Стефано?
Как раз в этот момент из парадной двери виллы вышел Стефано, неся в руках множество аркебуз. На его лице была довольная улыбка.
— Дельгадо пришлось заплатить мне, — торжествующе произнес он. — А ведь он нажил бы целое состояние на оружии.
И, беспечно насвистывая, Стефано погрузил оружие и вскочил на лошадь.
