– Я пользовалась специальным кремом для кожи. Им пользовалась еще моя мама, и у нее была очень молодая кожа. Она говорила мне, что если буду пользоваться им каждый день, то у меня и в пенсионном возрасте будет кожа, как у ребенка.
«Пенсионный возраст». Эти слова буквально повисли в воздухе. У Салли не было шансов дожить до пенсионного возраста. Эрин взяла Салли за руку и крепко пожала. Ужасная болезнь вплеталась в разговор на любую, даже самую отвлеченную тему.
Когда Эрин и Грег говорили про болезнь Салли, Грег назвал все происходящее кошмарным сном. Неудачное сравнение, потому что после самого кошмарного сна все же приходит пробуждение.
– Вы ведь знаете, что моя мама умерла от рака груди, когда мне было двадцать лет? Стив никогда ее не видел, и это меня очень огорчало, – рассказывала Салли. – Я понимаю, жизнь – сложная штука. Вот почему мы со Стивом всегда ценили то, что имели. Я знала, как опасен рак груди, но никогда не думала, что такое случится со мной. Считала, что это несчастье не может поразить мою семью дважды. Да и вообще мне рано было волноваться. Ведь маме было сорок восемь, когда она заболела.
Эрин подумала о своей матери, настоящей матери. Шеннон сейчас сорок пять или сорок шесть. Интересно, как она? А бабушке около семидесяти. Здорова ли она?
– Но ведь твоя мама всегда с тобой, правда? – ласково проговорила Лиззи. – Моя мама тоже умерла, но она всегда живет в моих мыслях и воспоминаниях.
– Это верно. – Салли согласно кивнула. – Меня волнует, что мальчики еще очень маленькие… будут ли они помнить меня? Я прожила с мамой двадцать лет, а у них не будет этого времени. Я, например, не помню, что происходило, когда мне было три или четыре года. Как же они запомнят?
Эрин понимала, что ей сейчас ни в коем случае нельзя расплакаться. Ведь заплакать должна была бы Салли, но Салли хранила спокойствие, а вот Эрин душили подступившие слезы.
Эрин подумала, что желание заплакать может быть вызвано еще и беременностью… и не сдержалась, все же заплакала.
Салли протянула ей салфетку.
– Не плачь, Эрин, – умоляюще попросила она. – Я ведь не плачу. То есть поначалу я плакала, а сейчас, похоже, уже не способна плакать. Я ничего не могу изменить, но обязана быть сильной. – Салли обвела взглядом подруг. – Вот вам ирония современной жизни. Мы считаем себя хозяевами жизни, думаем, что можем все поменять – работу, место жительства, образ жизни, – но есть вещи, которые нужно принимать такими, какие они есть, и мы ничего не можем поделать с этим.
Салли сделала еще один глоток чая, для этого ей потребовалось поднести чашку к губам двумя руками.
– И я просто обязана держаться ради семьи. Стиву одному с детьми придется очень тяжело. Я не могу оставить его с воспоминаниями, как страшно я умирала. Ведь надо оставлять после себя что-то хорошее, правда? Еще до повторного сканирования костей я почувствовала, что метастазы разрастаются. И все же надеялась, что смогу с этим справиться. А когда врачи сказали мне правду, мне показалось, что я очутилась в безвоздушном пространстве. Я не могла дышать. В больнице мне давали транквилизаторы, и я была как зомби. Наверное, мне и сейчас нужно хоть изредка принимать транквилизаторы, но я не хочу находиться в таком состоянии. Мне нужно ясно понимать, что происходит. А морфий одурманивает, я видела маму в таком состоянии, это ужасно.
– Чем мы можем тебе помочь? – спросила Лиззи.
– Приходите ко мне, это отвлекает меня от мысли о том, что я умираю, – медленно проговорила Салли. – Обычно люди боятся раковых больных. Так было с моей мамой. Ее друзья не знали, что делать, поэтому держались подальше от нее, считая, что от их визитов все равно никакой пользы. А ей хотелось видеть людей. Но те, кого она хотела видеть, не приходили. И я их понимала. Что можно сказать умирающему человеку?
– Но ты не умираешь! – воскликнула Эрин. – Всегда есть надежда.
– Я умираю, – спокойно произнесла Салли. – Мы все умираем. И мне лучше умереть раньше, ведь лечение может лишь оттянуть конец, а я не хочу умирать в муках.
Глядя на еще больше побледневшее лицо Салли, Лиззи пообещала:
– Мы обязательно придем.
Выйдя из дома, они направились к машине Лиззи.
– Тебя отвезти домой? – предложила Лиззи.
Эрин покачала головой:
– Спасибо, но я, пожалуй, пройдусь. Хочу подышать воздухом.
– А как ты себя чувствуешь? Я имею в виду твою беременность?
– Хорошо, но очень устаю, – призналась Эрин. – Когда я работала в Бостоне на двух работах, мне казалось, что ничего не может быть утомительнее, но теперешняя усталость ни с чем не сравнима, а я ведь даже не работаю. – Она замолчала, подумав, что ее усталость – это ничто по сравнению с болезнью Салли.
Лиззи улыбнулась:
– Помню, когда я была беременна Джо, я каждый вечер ложилась спать в восемь часов. Даже рыдала от усталости. Бедняжка Майлс, он просто очумел, когда понял, что такое иметь дело с беременной женщиной.
– Ну я пока еще не рыдаю от усталости, – засмеялась Эрин, но тут же осеклась. – Послушай, Лиззи, это, наверное, плохо – смеяться, когда Салли так больна, да?
Лиззи согласно кивнула.
– А знаешь, о чем я подумала? Если бы мне сообщили такую ужасную новость, как Салли, я бы непременно повидалась со своими родными, – продолжила Эрин уже грустно. – Иногда бывает, что родные встречаются только на похоронах. Это неправильно. И Грег говорит, что не надо ждать, пока что-то случится. Так что я решила отыскать своих родных и рассказать им о ребенке.
– Это замечательно! – обрадовалась Лиззи, обнимая Эрин.
– Мысль повидать родных появилась у меня, когда я узнала о беременности. Мне кажется, что этот ребенок совершенно изменит наши отношения. – Лицо Эрин просветлело. – Даже не знаю, почему я раньше не хотела иметь детей. Боялась, наверное. А боялась потому, что не знала, какая из меня получится мать.
– Ты будешь прекрасной матерью, – заверила Лиззи. – А пока не найдешь своих родных, я буду заменять их тебе. Кто-то же должен присматривать за тобой, следить, чтобы ты как следует отдыхала и не забывала принимать таблетки, содержащие железо.
Эрин очень тронули эти слова. А Лиззи, обняв на прощание подругу, села в машину.
Подъехав к дому, Лиззи заметила перед ним машину Дебры.
– А я думала, что ты сегодня в утреннюю смену, – первое, что сказала дочь, когда Лиззи вошла в кухню. Дебра, не дожидаясь матери, приготовила себе чай, отыскала завернутые в фольгу шоколадные бисквиты. На ней были дорогие замшевые брюки и зимний белый свитер. – Я тут уже давно торчу, специально пораньше ушла с работы.
– Помнишь Салли Ричардсон, владелицу салона красоты? Так вот, у нее рак, она умирает. Да поможет ей Бог. Я ее навещала.
